Читать «Яблоки горят зелёным» онлайн - страница 69

Юрий Михайлович Батяйкин

Сейчас зима. Русская зима. А в магазинах нет зимних вещей. Да и денег нет. Жаль, что деньги не продают в магазинах. А только на валюту. А валюту в магазинах не продают. За столько лет можно было бы накопить. Но что копить, если у тебя нет ничего, кроме этого рубля? Неразменного русского рубля…

Я понял: единственное богатство людей – их молодость, которой им изо всех сил мешают пользоваться старики. Кстати, о стариках. Как-то, когда мне было семнадцать, я в толкучке метро одной хорошенькой девчурке ухитрился всунуть коленку между невинных ножек; так, в шутку, а сам смотрел, улыбаясь, ей при этом в глаза, какая у нее будет реакция.

Она сначала краснела, старалась вытолкнуть мою коленку, а потом сдалась и как-то беспомощно улыбнулась. А я всунул коленку еще дальше и почувствовал её теплое, никому еще не отдававшееся тело.

И тут влез этот проклятый старик. Он вдруг полез с какими-то нравоучениями. Сволочи, всегда лезут, когда их не просят. А попросишь – хрен чего дождешься. Есть, конечно, исключения. Но этот был не такой. И все же теперь, когда я сам черт знает кто, мне его немного жалко. Потому что я тогда сказал ему:

– Старик, ты скоро умрешь. А я буду спать с такими девчонками, пить вино, радоваться жизни – словом, делать все, чего лишен ты, понял?

Холодно. Иду, съежившись, в своем зеленом пальтишке, как треснувший зеленый кувшин, в котором на донышке. Продувает насквозь патриотический ветерок. А шапка у меня кроличья, то есть из кролика… Я её покупать в Ленинград, а может быть, в Петербург ездил?

Жизнь – это прекрасная ерунда. И каждый получает свою порцию этой ерунды. И вся разница только в качестве. И поэтому я люблю вас, муд. ки, потому что сам я такой же муд.к. От чистого сердца. А оно у меня такое ночью. Когда я один не сплю и думаю обо всем. И уже вижу вдалеке день, когда мне кто-нибудь так же скажет:

– Старик, ты скоро умрешь…

И я тогда пойму, что мне конец. Вот что значит метро. Вошел в него голым пацаном, а вышел со своей жизнью под мышкой. Прости меня, старик. Царствие тебе небесное!

Стокгольмская рапсодия

Их познакомил кто-то в Интернете – Гизошонок, кажется. Откуда, Вы спросите, он взялся, этот Гизошонок? А откуда они берутся, эти милые гизошонки, суетятся, передают новости, знакомят всех, наконец. Ведь не сами же все знакомятся?

Ну вот – опять: познакомил и пропал, а ты теперь расхлебывай, как придется. Но нужен, до зарезу нужен кто-то, кого можно ждать с работы, кормить мацой, смотреть телевизор, дожидаться – когда в кровать. Тем более (опять этот Гизошонок!) расписал эти качества нового друга слишком живописно, приплел Лошака и, как всегда, моржа… Что делать? Судя по письмам в Агенте, мужчина во цвете лет, продюсер, добивается шведского гражданства (А никуда я его не пущу!)… Что же делать, что же делать, б? Были бы живы Исаак Моисеевич Клякин и Туба Хаимовна Понаровская, они бы подсказали, но они лежали на Востряковском кладбище, можно сказать, рука об руку, в соседних, надежных, на века, гранитных могилах… И молчали. То есть, конечно, трепались, когда никто их не слышал, а так делали вид, что умерли, причем весьма натурально.