Читать «Любовь и небо» онлайн - страница 64

Геннадий Федорович Ильин

Мне говорили, что смуглянки – страстные натуры. Может быть. Только я думаю, что страсть – прерогатива молодости, и неважно, в какой цвет ты окрашен, если тебе семнадцать.

Мы порядком продрогли, прежде чем поняли, что пришла пора расставаться. Договариваясь о встречах на будущее, я взял её озябшие руки, поднёс ко рту и задышал, чтобы как-то согреть. Хотел было обнять, но потом подумал, что для этого ещё не пришло время.

Прежде чем свернуть в проулок, я не вытерпел и оглянулся. Света стояла у калитки и провожала меня взглядом.

…Близился к концу первый год моего становления в авиации. Мне стукнуло уже двадцать лет, я окреп телом и духом и стал более серьёзным. И понимал, что с юностью покончено навсегда и что я вступил в полосу осознанного восприятия действительности.

Со своей первой любовью я поддерживал переписку, втайне надеясь, что грядёт ветер перемен и между нами завяжутся более доверительные отношения. В ответах на её редкие письма я стал сдержаннее, скупее в излиянии своих чувств. «Чем меньше женщину мы любим, тем чаще нравимся мы ей», – напоминал я себе известные слова поэта, садясь за ответ. В конце концов, даже самому терпеливому надоедает играть в одни ворота, и моя надежда на счастливый финал стала уступать место разочарованию.

Весь апрель ушёл на подготовку и сдачу экзаменов по теории и практике на самолётах ЯК– 11. С утра до позднего вечера мы пропадали в приземистом здании учебно-лётного отдела, штудируя многочисленные науки, без знания которых путь в небо был закрыт. Изредка во время самоподготовки к нам приходили преподаватели, консультируя по отдельным, наиболее трудным, темам. Оценка менее четырёх баллов считалась неудовлетворительной, и мы из кожи лезли, чтобы не попасть в разряд троечников.

– Тройка на земле – это двойка в воздухе, – напоминали наставники. – Надо учитывать человеческий фактор.

Наконец, теория осталась позади, и мы с удовольствием отдались процессу загрузки в грузовики необходимых для лагерной жизни вещей.

В майские праздники я вновь увиделся со Светой, рассказал, что выезжаю на запасной аэродром Калманку, что по возможности буду её навещать и чтобы не влюблялась в период разлуки. К этому времени отношения наши окрепли, но я по-прежнему относился к ней по-братски.

Летний аэродром находился километрах в сорока от основной базы. К нашему приезду городок усилиями солдат срочной службы был уже разбит и облагорожен, и нам оставалось только навести лоск на территории, почистить дорожки, соорудить клумбы и посадить цветы.

За палатками, где предстояло жить, раскинулся методический городок, а дальше – широкое раздолье взлётно-посадочной полосы… Вытянутое с востока на запад на добрых полтора километра, оно было плотно окаймлено вековыми соснами и тёмно-зелёными елями, и только кое-где кудрявились свежей глянцевой листвой стайки берёзок. На краю аэродрома, огороженный колючей проволокой, разместился склад ГСМ со множеством больших и малых емкостей и огромной железнодорожной цистерной в центре. А поблизости от городка в одну шеренгу стояли тупоносые Яки, заботливо зачехлённые брезентом от непогоды.