Читать «Любовь и небо» онлайн - страница 12
Геннадий Федорович Ильин
– А пошёл ты, – услышал я злой лай вместо ответа, – у самой дома целый выводок дармоедов.
От стыда и обиды я готов был провалиться сквозь землю. Крупные слёзы неожиданно навернулись на моих глазах, я отвернулся и подавился беззвучным плачем. Вера в человеческое сострадание потерпела сокрушительное поражение.
– Эй, внучок, – окликнул меня кто-то дребезжащим тихим голосом, – на – ко вот, пожуй довесочек.
Я замер, подождал и потом медленно и настороженно обернулся. Сухонькая небольшого росточка старушка с болью, глубоко спрятанной в тёмных глазницах, протягивала мне корочку:
– Ты, я вижу, и впрямь в беду попал.
Я робко принял подаяние, а она, тяжело вздохнув, грустно произнесла:
– Ты на тётку– то не обижайся: горе – оно и добрым может быть, и плохим. Где живёшь– то, и с кем?
Своим сердечным вниманием она чем – то напоминала маму, и неожиданно для себя откровенно и доверительно рассказал обо всём: о пропаже матери, о сестре и брате и о Зойке, навсегда потерянной для семьи.
– Что ж, – сказала, собираясь уходить бабуля, – все под Богом ходим. А милостыню просить – не воровать, не грешно.
Так я втянулся в попрошайничество. Не раз и не два вместо подачки в лицо мне бросали презрительное – «побирушка», «нахлебник», «бездельник», «много вас таких». Но в целом моё мастерство выклянчивать подаяние день ото дня оттачивалось само по себе, и бывали дни, когда котомка увесисто и приятно оттягивала плечо, и тогда я бежал на базар, распродавал излишки и покупал или менял куски хлеба на картошку или пшено – самый выгодный и самый необходимый продукт в доме. В такие дни мы закатывали пир, с удовольствием уплетая картошку в мундирах, макая её, горяченькую, в крупную соль и заедая хлебом.
Четыре долгих месяца, как часовой на посту, стоял я у «своего» магазина, постоянно отстаивая его от покушений залётных конкурентов. Это была моя территория, и за неё я готов был перегрызть кому угодно горло. Постоянные покупатели уже привыкли к моей серой невзрачной фигуре, в любую погоду, стоящую на посту, лучше меня знали историю моей жизни и нередко протягивали, кто что мог, даже тогда, когда я и руки – то не протягивал. Кто кусок, кто рублик, а если повезёт, то и конфетку.
В Новогоднюю ночь мы всегда ожидаем чуда. Во всяком случае, втайне верим, что оно может произойти. Иначе чем объяснить, что именно тогда, словно фея из сказки, появилась на пороге мать. Только много лет спустя краем уха я услышал, что за примерное поведение скостили ей срок отсидки. А в ту памятную ночь узнали, что, наконец, отыскала она адрес пропавшего отца, что работает он на Урале и что совсем скоро оформит на семью вызов, – что-то подобное теперешней визы за границу – без которого передвижение граждан моей страны из одного региона в другой категорически запрещалось.
С тех пор по вечерам мы грезили этим таинственным и далёким краем, представляя, какая в будущем ожидает нас, ну просто замечательная, жизнь!
Чтобы выжить и не умереть с голоду, мать снова принялась за торговлю, потому что только рынок мог прокормить такую ораву. Мне строго – настрого было заказано заниматься своим ремеслом. Вместо этого какими – то правдами и неправдами я был определён в первый класс и, говорят, учился сносно, особенно по арифметике. Однако вскоре после Победы школу пришлось бросить. От отца шли письма, что оформление вызова, несмотря на послабления в миграции населения, затягивается по причинам, ему непонятным.