Читать «Прощальное эхо» онлайн - страница 229

Андрей сидел на жесткой кушетке и гладил Наташину голову, лежащую у него на коленях. Настенька уже спала в широком кресле, придвинутом к стенке. Благо, места ей требовалось совсем немного.

— Ты устала? — спросил он, перебирая теплые, темные волосы.

— Нет. — Она повернулась и посмотрела ему в глаза. Взгляд ее был исполнен нежности, любви и какой-то прозрачной, чистой боли.

— Прости меня. Прости меня, родная, ладно? — прошептал он, проводя ладонью по ее вспотевшему бледному лбу. — Я должен, должен был сказать тебе, что иду в эту чертову гостиницу. Просто я не ожидал от Оксаны…

— Не надо, — перебила Наташа торопливо. — Не надо. Она несчастна… И, знаешь, мне кажется, нужно ей все рассказать?

— Зачем? — Андрей пожал плечами. — Она, по крайней мере, не будет чувствовать себя виновной в смерти ребенка.

— Так она чувствует себя разлученной с ним. Знаешь, как в колонии строгого режима — без права на свидание… Та же казнь, только долгая и мучительная. Только мне кажется, лучше будет сказать, что девочку нельзя было спасти, что она родилась уже мертвой.

В кресле недовольно завозилась Настенька, переворачиваясь на другой бок и по грудничковой еще привычке засовывая большой палец в рот. Андрей улыбнулся и кивнул в ее сторону:

— Смотри, все никак отучиться не может. Так и будет до выпускного бала.

Наташа тихонько улыбнулась. И он, стремительно наклонившись и прошептав: «Я люблю тебя очень сильно», поцеловал ее в уголок глаза, почувствовав, как на губах затрепетали ее пушистые реснички…

* * *

Шрамы на сгибах локтей все еще оставались красными и бугристыми. Оксане приходилось надевать платья и блузки с длинными рукавами, плавиться на жаре и утешать себя мыслью, что совсем скоро она вернется в Лондон, где холодно, сыро и туманно. Мама до сих пор не позволяла ей ничего делать по дому: мыть посуду, готовить обеды, выносить пакеты с мусором в мусоропровод. На нее все еще смотрели как на больную и несчастную. А она, как ни странно, чувствовала себя почти счастливой. И когда бродила по парку, и когда спускалась к Москва-реке, и когда просто, вот так, как сейчас, валялась с книжкой на кровати. Правда, содержание прочитанного тут же выветривалось из ее головы, как только она закрывала последнюю страницу. Оксана даже точно не могла сказать, что она перечитывала вчера: старенький сборник чеховских рассказов, Маркеса или Голсуорси? Зато она могла часами думать о той самой зеленой лужайке, об огромном детском мяче с красными и голубыми разводами и о Томе. Да, именно о Томе. О том, как она в аэропорту Хитроу, еще только спустившись с трапа самолета, скажет ему:

— Я люблю тебя. Я очень тебя люблю.

И это будет почти правдой. Как счастье — почти счастьем. Потому что Клертон, на самом деле, хороший, добрый и мужественный человек. И действительно мужчина, в полном смысле этого слова. Такого можно любить. Сейчас, анализируя события прошедших двух лет, она понимала, что почувствовала это с самого начала. Но внушила себе: «Меня покупают, меня покупают». И возненавидела его.