Читать «Анна Керн. Муза А.С. Пушкина» онлайн - страница 86

В одной из тетрадей «Записок» Александр Васильевич выразил надежду, что потомки осуществят их полное издание: «Я их завещаю сыну или кому другому, чтоб их напечатать, если признаются они достойными печати тогда, когда находящиеся в них очерки нравов, характеристики и биографии не могут никого задеть и сделаются занимательными и поучительными, как безыскусственное сказание о прошлом».

К сожалению, сын Марковых-Виноградских записки не опубликовал. Впрочем, он не только в этом не оправдывал надежд своих родителей. Так и не получив толком никакого образования, он продолжал менять одно место службы на другое, то работал в театре, то состоял в почтовом ведомстве, то был управляющим имения родственников… И ни с чем толком не справлялся, нигде долго не задерживался. В дневниках Александра Васильевича постоянно встречаются записи о том, что сын оставил службу в таком-то городе и перебрался в такой-то, где все повторялось вновь. Летом 1871 г. он женился на Елизавете Васильевне Аксамитной, дочери мирового судьи из небольшого городка Черниговской губернии, которая также была небогата, «умна, добра, но не хороша». Однако появление семьи ровным счетом ничего не изменило в его жизни.

Что же касается дочери Анны Петровны, Екатерины, то и у нее жизнь складывалась не лучшим образом. После 10 лет более или менее благополучного брака она в 1865 г. овдовела. Так же, как и ее мать, осталась без средств к существованию и тоже вынуждена была жить у родственников, в том числе в неоднократно упоминавшемся Тригорском, где прожила с сыном Юлием около трех лет. Наконец Екатерине удалось выхлопотать пенсию за мужа, после чего она вернулась в Петербург и работала гувернанткой до тех пор, пока Юлий не вырос и не получил образование.

Здоровье обоих супругов Марковых-Виноградских становилось хуже день ото дня. «1876 г. 19 апреля. Что за ужасные были две ночи и день! – писал Александр Васильевич. – Моя бедная мамаша так страдала и стонала, что я приходил в ужас! Ее томила желчная рвота и тоска смертельная!..Она, голубка моя милая, все металась и говорила о смерти. Меня грызла скорбь, неисходная мука безнадежности. Ничего не может быть ужаснее, как быть в глухом, беспомощном одиночестве, лицом к лицу с мучительною болезнью своего друга, которым живешь!»