Читать «Мадемуазель Виктория. Повесть» онлайн - страница 29
Юрий Марксович Коротков
«Чейндж» - такое же международное слово, как «Зу». «Чейндж» - значит «обмен».
- Сенк ю, - тотчас соглашается тот, и призы переходят из рук в руки.
У европейца симпатичное и будто бы даже знакомое лицо. Он улыбается, улыбается и Вика.
- Полиш? - спрашивает она.
- Но, - светловолосый европеец указывает пальцем в грудь, - рашен.
Вика чуть не роняет хрустальную ладью на асфальт.
- Папа! Пап! Скорее! Сюда!
Услышав русскую речь, «европеец» распахивает глаза.
- Наши! - кричит он. - Наши!
Бежит папа. Бегут к «европейцу» мужчины и женщины.
- Откуда?
- Туристы. Из Хабаровска.
- Из Анадыря.
- Из Владивостока.
Папа торопливо жмет руки всем сразу.
- Давно?
- Две недели.
- Скоро?
- Через три дня.
- Ну… как там?
А как сказать - как там, на Родине? Как найти несколько слов, чтобы сказать самое главное, самое что ни на есть важное? Как уместить Родину в несколько слов? Говори хоть три часа, и все будет мало, останется еще что-то, что-то очень необходимое, о чем нельзя не сказать…
- Снег у нас.
- Реки тронулись.
- Дожди в Москве.
- В автобус! В автобус! - торопит арабчанка-переводчица. И снова папа жмет руки:
- Привет там передавайте!
Кому привет? И серому апрельскому снегу, и набухшим подо льдом рекам, и дождливому московскому небу…
Папа и Вика смотрят вслед отъезжающему автобусу.
- Вот так… - говорит папа. - Встретились, поговорили… Между прочим, от Москвы до Владивостока вдвое дальше, чем до Каира…
Через три дня дальневосточники сойдут с трапа на бетонное поле Шереметьева. Экспресс помчит их в Москву, и за окном потянутся невесомые березовые рощицы, и поля, и деревеньки, низко нахлобучившие разноцветные крыши.
Вика всхлипывает.
- Ну, вот еще, - растерянно говорит папа. - В такой счастливый день…
- Домой хочу-у! В Москву-у!! И в Марфино… Чтобы галстук носить. Чтобы дождь был…
- Целый год молодцом держалась - и на тебе… Мы же не туристы, Заяц. У нас с тобой работа. - Папа сам расстроен неожиданной встречей. - Поехали к маме…
Они идут к автобусу, держа в руках безрадостные призы «Луна-парка».
ПИР ГОРОЙ
Солнце падает за небоскребы Эль-Гузы. В Египте нет вечера, только день и ночь.
Солнце катится по верхушкам эвкалиптов - это еще день. Солнце валится за горизонт - это уже ночь. В черном небе вспыхивают звезды и рекламы: разноцветные закорючки, точки, петли. Так малыши рисуют море.
А может, неспроста арабские буквы похожи на волны? Вода для арабов - это жизнь. И человеческую речь здесь услышишь только у колодцев, у Нила, у моря…
Иностранцы плотно запахивают пиджаки, арабы кутаются в шерстяные шарфы - прохладно.
В Египте вместо зимы и лета - ночь и день. И зимним днем можно испечься заживо, и летней ночью замерзнуть насмерть. В этом Вика сама убедилась, когда на обратном пути с Красного моря посреди пустыни сломался автобус.
Пока солнце лежало на барханах, ребята сидели в автобусе полумертвые от жары, а едва наступила ночь - стали кутаться в пыльные половички. Потом взрослые побросали половички в песок, выломали сиденья, облили бензином и подожгли. Так и грелись у костра, пока не завелся мотор.