Читать «Каторга. Богатство» онлайн - страница 11
Валентин Саввич Пикуль
— Тебя зачем в Питер-то везут?
— Вешать.
— Чаво-чаво?
— Повесят, говорю. За шею, как водится.
— Так надо бы у немцев остаться. Они, чай, добрее.
— Все, брат, добренькие, пока сундуков их не тронешь. Тут политика простая: мое — свое, твое — не мое.
— И я так думаю, — сказал солдат. — Ты мое тока тронь, я тебе таких фонарей наставлю, что и ночью светло покажется…
Поезд, наращивая скорость, лихорадочно поглощал нелюдимые пространства, и кружило над погостами воронье. «Banko
…Вацек не ошибался: этот человек способен на все!
3. В сладком дыму отечества
Молодой штаб-ротмистр Щелкалов встретил его в кабинете, стоя спиною к черному вечернему окну, в квадрате которого соблазнительно пылали фееричные огни Петербурга.
— Поздравляю с прибытием, — начал жандарм приветливо. — Как помнится всем из гимназической хрестоматии, «и дым отечества нам сладок и приятен». Итак, вы снова в любезных сердцу краях, а посему стесняться вам уже нечего. Конечно, вы ехали сюда, заранее решив, что говорить с нами не станете… Ведь так?
— Примерно так, — не возражал Полынов.
Щелкалов уселся в кресле, спросив душевно:
— Между нами. Как там условия в Моабите?
— Дрянные. Много бьют и мало кормят.
— А в наших «Крестах»?
— Лучше. Но похоже на монастырь для грешников.
— Что делать? Пенитенциарная система. Испытание человека одиночеством. Вас оно не слишком угнетает?
— Да нет. Спасибо. Я люблю одиночество.
— А почему любите, позволю спросить вас?
— По моему мнению, человек бывает сильным, когда становится одинок. Одиночка отвечает только за себя. В толпе же индивидуум обречен жить мнением толпы… стада! А лучшие мысли все-таки рождаются в трагическом одиночестве.
Щелкалов не стал ломать голову над сказанным ему:
— В некоторой степени все это отрыжка ницшеанства. Правда, я не большой знаток всяких там философий. Но кое-что, признаться, почитывал… Хотя бы по долгу службы. Можно я буду называть вас по имени-отчеству? Кажется, Глеб Викторович?
— А мне все равно. И вам тоже. Вы ведь, господин штаб-ротмистр, сами догадываетесь, что это мое фиктивное имя.
— Может, представитесь подлинным? Я, как следователь, обязан выяснить, кто вы такой… Наверное, социалист?
Эта фраза привела Полынова в игривое настроение:
— Избавьте! Социалисты желали бы создать такой государственный строй, при котором я буду для них попросту вреден, и таких, как я, они постараются сразу уничтожить.
— Согласен, — кивнул Щелкалов. — Но существует немало оттенков общего недовольства: безначальцы, махаевцы, анархисты и прочая «богема революций». Достаточно вспомнить взрыв ресторана «Бристоль» в Варшаве, взрыв бомбы в одесском кафе Либмана… Случайно не догадываетесь, ч ь я это работа?
— Вы меня в свою работу не впутывайте, — твердо произнес Полынов. — Да, я знаком с учением анархизма, но целиком эмансипирован от какого-либо партийного контроля. По натуре я крайний индивидуалист и не только государство, но даже семью считаю уздой для каждого свободного человека. Поверьте, что нет еще такой женщины, которая могла бы повести меня за собой.
