Читать «Ярцагумбу» онлайн - страница 29

Новоиспеченный мастер запалил дома огонь и выварил и выпарил соки, внутреннюю память, средоточие информации глубинных пространств, видимых и невидимых движений, определив всякому имени цвет.

Через время, методом разнообразных проб, не всегда разумных попыток, долгих и повторяющихся неудач, погружавших его в бесцветные комки отчаяния, из которых он, барахтаясь, злясь и порой калеча себя, неуклюже выкарабкивался, чтобы снова свалиться и плыть против живого течения, ему все-таки удалось вывести правила закрепления измененности в существе материалов. Он выследил закономерность внедрения цвета в чуждую плоть, в плоскости, изначально не имеющие различий, но обретающие их с проникновением многоликого фермента внутрь субстрата, вглубь его монотонности. Первоэлемент под воздействием корявых попыток исследователя видоизменялся до неузнаваемости, доводя мастера результатом реакции до полного эмоционального изнеможения. Его ощущения трудно было бы назвать радостью открытий. Это было торжество неофита, обретающего знание в процессе внезапных вспышек, сменявших долговременные и мучительные ошибочные действия, последовательность которых не запоминалась, что приводило к бесконечной череде повторений, маскирующихся под поиск. Вспышки эти были столь мощными и разнообразными, что порой ему еле хватало сил кратко зафиксировать открытие на письме, прежде чем рухнуть в беспамятство сна, после которого найденная на рабочем столе запись приводила его в восторг своей абсолютной неузнаваемостью. Он не помнил, как пришел к очередному рубежу, и ему казалось чудом новое знание.

Ему пришлось выезжать в страны далекие для поиска и открытий, или казалось ему, что он побывал всюду, где встречаются необходимые для его дела растения и минералы. Виделось ему, как карабкается он по склонам гор, бредет чужими садами, роется в почве, скребет камни.

Вновь и вновь он растирал сухие травы, дробил камень и смешивал жидкости, он ловил запахи и числа, исследовал легкие и тяжкие пары, менял понятия и переставлял смыслы, сбрасывал защитные слои, ткал и красил, ткал и красил, прятал от себя неудачи и снова делал попытки.

Вся его работа открывалась ему чрезвычайно важным, почти сакральным действием, которое должно привести его существование к общему знаменателю Правды и Смысла. Он надеялся обрести ответы на личностные метафизические вопросы посредством своих изысканий и окончательных выводов в области цветности, предаваемой дотоле бесцветной ткани. Он определял для себя цвет как совокупность субъективных параметров тона и его насыщенности. Переход от бесцветия к цвету носил для него философский и мистический характер.

Однако практические задачи, что возникли перед ним изначально и получили теперь окончательную возможность реализации, возвернули его к действительности. Клочки домотканых материй, крытые пятнами, яркими и жухлыми, темными, сочными, мутными и прозрачными, разбросанные повсюду, заставляли его лицо корчиться в гримасе радости, неустанно работать и засыпать на полу среди вороха поверхностей, вобравших в себя многоязыкий цвет мира.