Читать «Ярцагумбу» онлайн - страница 125
Алла А. Татарикова-Карпенко
– Какой ты бойкий! Здесь, на верфи, начались волнения в декабре семидесятого. Забастовка рабочих. Он был простым электриком, одним из зачинальщиков. Правительство применило оружие.
– Зачинщиков, – поправил Дан.
– Спасибо. Зачинщиков, – покорно исправилась Элза и повернула машину на территорию бывшей судоверфи.
– Видишь, монумент – три креста?
– Слушай, я все время смотрел, проходя, на это сооружение огромное и понять не мог, в честь чего оно.
– В память о расстрелянных. Старший брат нашей Хельги погиб в те дни.
– Да?! А она тоже немка?
– Что значит – тоже?
– Ну, имя у нее немецкое. И ты же говорила, что город наполовину немецкий, и в тебе кровь немецкая течет, – по-детски объяснял Дан.
– Немецкая, не значит фашистская, – голос Элзы похолодел.
– Да я и не думал… Почему ты так воспринимаешь? – Дан смотрел на ее профиль и видел, как заостряются отчего-то черты ее лица.
– Нет, Хельга полька. Немцев отсюда выселили после войны, когда Гданьск в соцлагере оказался. Практически всех. – Она старалась сдерживать волну какого-то незнакомого Дану раздражения.
– В Кёниге такая же история была. Депортация. А здесь что, во время стачки прям расстрел был?
– К стенке в ряд не ставили. Но стрельбу открыли. Советское прошлое.
– Совдеповское.
– Что тебе это слово говорит? И говорит ли? Ты ведь разницы не успел ощутить. Впрочем, обсуждать это смысла не имеет, – желая поставить точку в теме, резко бросала фразы Элза.
– У тебя вообще со мной обсуждать что-либо не очень получается. Ты меня совсем за дурачка держишь? – не отступал и Дан.
– Я тебя не держу. Разве ты хочешь уйти? – усмехнулась, скосила глаз на него.
– Это оборот речи такой. Ты же понимаешь прекрасно! – он смотрел теперь вперед, не глядел на нее.
– Так, мы почти приехали. Где бы запарковаться? Сегодня «Портовая история» по мотивам «Венецианского купца», польский театр из Легниц – замечательный. Режиссер – Павел Камза. Большая умница, на мой взгляд. Рождает иную, своеобразную красоту. Умеет творить гиперсовременное искусство, но не выплескивает с водой ребенка, – Элза будто и не помнила, о чем говорили до этого.
– В смысле? – не мог успокоиться Дан.
– Сейчас многие постановщики в погоне за новым лицом сводят все к такому минимализму и натурализму, что уже и на театр не похоже. Пустота какая-то. Эстетика помойки, разрушенный человек, цинизм, грубость, ничем не оправданная. И при всем этом – великий снобизм. Они знают, что делают. На самом деле – политика.
– Какая политика?
– Политика конъюнктуры своего рода, политика разрушения личности, разрушения эстетики. Эстетика – наука о прекрасном. Не эстетично – не прекрасно! У них антиэстетика, философия холода и грязи. А это антипрекрасно, значит, ужасно. Все направлено на обезличивание, обесчеловечивание.
– Как это? – заинтересованность Дана опять была столь непосредственной, что Элза сделала паузу, изучила с удовольствием выражение глаз собеседника, детское, удивленное.
– У вас в России развивается так называемая «новая драма». Найди в Интернете пьески. Почитай. В основном чернуха. Это имеет спрос «на Западе». Европа вообще хочет видеть Россию пьяной бомжихой, сношающейся с таким же, как она, на куче отбросов.