Читать «Ярцагумбу» онлайн - страница 125

Алла А. Татарикова-Карпенко

– Какой ты бойкий! Здесь, на верфи, начались волнения в декабре семидесятого. Забастовка рабочих. Он был простым электриком, одним из зачинальщиков. Правительство применило оружие.

– Зачинщиков, – поправил Дан.

– Спасибо. Зачинщиков, – покорно исправилась Элза и повернула машину на территорию бывшей судоверфи.

– Видишь, монумент – три креста?

– Слушай, я все время смотрел, проходя, на это сооружение огромное и понять не мог, в честь чего оно.

– В память о расстрелянных. Старший брат нашей Хельги погиб в те дни.

– Да?! А она тоже немка?

– Что значит – тоже?

– Ну, имя у нее немецкое. И ты же говорила, что город наполовину немецкий, и в тебе кровь немецкая течет, – по-детски объяснял Дан.

– Немецкая, не значит фашистская, – голос Элзы похолодел.

– Да я и не думал… Почему ты так воспринимаешь? – Дан смотрел на ее профиль и видел, как заостряются отчего-то черты ее лица.

– Нет, Хельга полька. Немцев отсюда выселили после войны, когда Гданьск в соцлагере оказался. Практически всех. – Она старалась сдерживать волну какого-то незнакомого Дану раздражения.

– В Кёниге такая же история была. Депортация. А здесь что, во время стачки прям расстрел был?

– К стенке в ряд не ставили. Но стрельбу открыли. Советское прошлое.

– Совдеповское.

– Что тебе это слово говорит? И говорит ли? Ты ведь разницы не успел ощутить. Впрочем, обсуждать это смысла не имеет, – желая поставить точку в теме, резко бросала фразы Элза.

– У тебя вообще со мной обсуждать что-либо не очень получается. Ты меня совсем за дурачка держишь? – не отступал и Дан.

– Я тебя не держу. Разве ты хочешь уйти? – усмехнулась, скосила глаз на него.

– Это оборот речи такой. Ты же понимаешь прекрасно! – он смотрел теперь вперед, не глядел на нее.

– Так, мы почти приехали. Где бы запарковаться? Сегодня «Портовая история» по мотивам «Венецианского купца», польский театр из Легниц – замечательный. Режиссер – Павел Камза. Большая умница, на мой взгляд. Рождает иную, своеобразную красоту. Умеет творить гиперсовременное искусство, но не выплескивает с водой ребенка, – Элза будто и не помнила, о чем говорили до этого.

– В смысле? – не мог успокоиться Дан.

– Сейчас многие постановщики в погоне за новым лицом сводят все к такому минимализму и натурализму, что уже и на театр не похоже. Пустота какая-то. Эстетика помойки, разрушенный человек, цинизм, грубость, ничем не оправданная. И при всем этом – великий снобизм. Они знают, что делают. На самом деле – политика.

– Какая политика?

– Политика конъюнктуры своего рода, политика разрушения личности, разрушения эстетики. Эстетика – наука о прекрасном. Не эстетично – не прекрасно! У них антиэстетика, философия холода и грязи. А это антипрекрасно, значит, ужасно. Все направлено на обезличивание, обесчеловечивание.

– Как это? – заинтересованность Дана опять была столь непосредственной, что Элза сделала паузу, изучила с удовольствием выражение глаз собеседника, детское, удивленное.

– У вас в России развивается так называемая «новая драма». Найди в Интернете пьески. Почитай. В основном чернуха. Это имеет спрос «на Западе». Европа вообще хочет видеть Россию пьяной бомжихой, сношающейся с таким же, как она, на куче отбросов.