Читать «Тайна Золотой долины. Повесть» онлайн - страница 12

Василий Степанович Клепов

В комнате у Гомзиных милиционер начал составлять протокол. По этому протоколу выходило так, что Лёвка забрался в квартиру к Белотелову и украл у него собаку по кличке Рекс и портфель, в котором было пятьсот рублей денег.

Лёвка сознался, что собаку он, действительно, уводил, но вовсе её не крал, так как Рекс пошёл за ним сам, как только Лёвка поманил его кусочком хлеба. Что же касается портфеля с деньгами, то Лёвка никакого портфеля не брал.

- А зачем тебе потребовалась собака?

Фёдор Большое Ухо вспомнил про клятву, которую давал, и замялся:

- Просто так… Хотел поиграть с собачкой.

Милиционер вызвал нас с Димкой и тоже стал допрашивать: ведь Никитка накляузничал Белотелову, что мы втроём удавливали Рекса.

Мы с Димкой не хотели выдавать нашей затеи с походом и сказали, что собак набирали для того, чтобы прокатиться на санках. Милиционер не поверил и смотрел на нас так, будто мы и в самом деле преступники. В конце концов он пригласил понятых и устроил на квартирах у нас, у Гомзиных и у Кожедубовых обыск.

Никакого портфеля, конечно, он не нашёл. Но после этого нам нельзя стало выйти на улицу. Все останавливались и смотрели на нас, как на воров.

Мою маму вызвали в тот же день в школу к директору, и он прочитал ей нотацию за плохое воспитание подрастающего поколения.

- Ваш сын, - сказал директор, - не только совсем перестал заниматься, он докатился уже до воровства.

Представляете, каково было моей маме слушать такие слова! А ещё хуже было мне потому, что мама очень плакала и, хоть и говорила, что верит мне, но вряд ли верила.

После этого я уже твёрдо решил: надо без всяких проволочек ехать в Золотую долину добывать золото.

- Подождите, - пригрозил я, - скоро узнаете, каких патриотов вы обзывали ворами и преступниками.

А этого Белотелова я теперь ненавидел не меньше, чем проклятых фашистов.

Глава четвертая

«ТЫ ОБО МНЕ ЕЩЕ УСЛЫШИШЬ…» ПРОВОДЫ У ЗАСТАВЫ. МАРШ АРГОНАВТОВ. МУДРОСТЬ СНЕЖНОЙ ТРОПЫ. ВПЕРЕД, НА СЕВЕР!

И вот наступило, наконец, знаменитое утро нашего похода. Писатели, вроде Фенимора Купера и Майн Рида, на моём месте обязательно начали бы сейчас выкомуривать насчёт того, какое было при этом солнышко, да какие облака, да откуда дул ветер, и как серебрилась морозная пыль, но всё это - зря! Мы с Димкой всегда пропускаем эти описания, потому что, кроме беллетристики, в них ничего нет.

Да если б я и захотел пуститься в описания, всё равно бы ничего не вышло: солнышко в это утро не показывалось, ветер не дул, никакая пыль не серебрилась, было очень пасмурно, а вместо снега на мостовой лежала мокрая грязь.

Всё у нас уже было готово к экспедиции, и мне оставалось только забрать из шифоньера своё бельё и одежду и увязать их в наволочку. Потом я снял со стены портрет Джека Лондона и вынул его из рамки. На белой полоске под портретом моей рукой было написано: