Читать «Во всем мне хочется дойти до самой сути...» онлайн - страница 27

Борис Леонидович Пастернак

И знаменьем сложась пророчащим —

Тот дом по голой кровле гладит.

1921

* * *

На днях, в тот миг, как в ворох корпии

Был дом под Костромой искромсан,

Удар того же грома копию

Мне свел с каких-то незнакомцев.

Он свел ее с их губ, с их лацканов,

С их туловищ и туалетов,

В их лицах было что-то адское,

Их цвет был светло-фиолетов.

Он свел ее с их губ и лацканов,

С их блюдечек и физиономий,

Но, сделав их на миг мулатскими,

Не сделал ни на миг знакомей.

В ту ночь я жил в Москве и в частности

Не ждал известий от бесценной,

Когда порыв зарниц негаснущих

Прибил к стене мне эту сцену.

1921

12. Осень (Пять стихотворений)

* * *

С тех дней стал над недрами парка сдвигаться

Суровый, листву леденивший октябрь,

Зарями ковался конец навигации,

Спирало гортань и ломило в локтях.

Не стало туманов. Забыли про пасмурность.

Часами смеркалось. Сквозь все вечера

Открылся, в жару, в лихорадке и насморке,

Больной горизонт – и дворы озирал.

И стынула кровь. Но, казалось, не стынут

Пруды, и, казалось, с последних погод

Не движутся дни, и казалося, вынут

Из мира прозрачный, как звук, небосвод.

И стало видать так далеко, так трудно

Дышать, и так больно глядеть, и такой

Покой разлился, и настолько безлюдный,

Настолько беспамятно звонкий покой!

1916

* * *

Потели стекла двери на балкон.

Их заслонял заметно зимний фикус.

Сиял графин. С недопитым глотком

Вставали вы, веселая навыказ, —

Смеркалась даль, – спокойная на вид, —

И дуло в щели, – праведница ликом, —

И день сгорал, давно остановив

Часы и кровь, в мучительно великом

Просторе долго, без конца горев

На остриях скворешниц и дерев,

В осколках тонких ледяных пластинок,

По пустырям и на ковре в гостиной.

1916

* * *

Но и им суждено было выцвесть,

И на лете – налет фиолетовый,

И у туч, громогласных до этого, —

Фистула и надтреснутый присвист.

Облака над заплаканным флоксом,

Обволакивав даль, перетрафили.

Цветники, как холодные кафли.

Город кашляет школой и коксом.

Редко брызжет восток бирюзою.

Парников изразцы, словно в заморозки,

Застывают, и ясен, как мрамор,

Воздух рощ и, как зов, беспризорен.

Я скажу до свиданья стихам, моя мания,

Я назначил вам встречу со мною в романе.

Как всегда, далеки от пародий,

Мы окажемся рядом в природе.

1917

* * *

Весна была просто тобой.

И лето – с грехом пополам.

Но осень, но этот позор голубой

Обоев, и войлок, и хлам!

Разбитую клячу ведут на махан,

И ноздри с коротким дыханьем

Заслушались мокрой ромашки и мха,

А то и конины в духане.

В прозрачность заплаканных дней целиком

Губами и глаз полыханьем

Впиваешься, как в помутнелый флакон

С невыдохшимися духами.

Не спорить, а спать. Не оспаривать,

А спать. Не распахивать наспех

Окна, где в беспамятных заревах

Июль, разгораясь, как яспис,

Расплавливал стекла и спаривал

Тех самых пунцовых стрекоз,

Которые нынче на брачных

Брусах – мертвей и прозрачней

Осыпавшихся папирос.

Как в сумерки сонно и зябко

Окошко! Сухой купорос.

На донышке склянки – козявка

И гильзы задохшихся ос.

Как с севера дует! Как щупло

Нахохлилась стужа! О вихрь,

Общупай все глуби и дупла,

Найди мою песню в живых!

1917

* * *

Здесь прошелся загадки таинственный ноготь.

– Поздно, высплюсь, чем свет перечту и пойму.