Читать «Во всем мне хочется дойти до самой сути...» онлайн - страница 22

Борис Леонидович Пастернак

Что слез по стеклам усыхало!

Что сохло ос и чайных роз!

Как часто угасавший хаос

Багровым папоротником рос!

Что вдавленных сухих костяшек,

Помешанных клавиатур,

Бродячих, черных и грустящих,

Готовят месть за клевету!

Правдоподобье бед клевещет,

Соседство богачей,

Хозяйство за дверьми клевещет,

Веселый звон ключей.

Рукопожатье лжи клевещет,

Манишек аромат,

Изящество дареной вещи,

Клевещет хиромант.

Ничтожность возрастов клевещет.

О юные, – а нас?

О левые, – а нас, левейших, —

Румянясь и юнясь?

О солнце, слышишь? «Выручь денег».

Сосна, нам снится? «Напрягись».

О жизнь, нам имя вырожденье,

Тебе и смыслу вопреки.

Дункан седых догадок – помощь!

О смута сонмищ в отпусках,

О Боже, Боже, может, вспомнишь,

Почем нас людям отпускал?

1917

2

Я их мог позабыть? Про родню,

Про моря? Приласкаться к плацкарте?

И за оргию чувств – в западню?

С ураганом – к ордалиям партий?

За окошко, в купе, к погребцу?

Где-то слезть? Что-то снять? Поселиться?

Я горжусь этой мукой. Рубцуй!

По когтям узнаю тебя, львица.

Про родню, про моря. Про абсурд

Прозябанья, подобного каре.

Так не мстят каторжанам. – Рубцуй!

О, не вы, это я – пролетарий!

Это правда. Я пал. О, секи!

Я упал в самомнении зверя.

Я унизил себя до неверья.

Я унизил тебя до тоски.

1921

3

Так начинают. Года в два

От мамки рвутся в тьму мелодий,

Щебечут, свищут, – а слова

Являются о третьем годе.

Так начинают понимать,

И в шуме пущенной турбины

Мерещится, что мать – не мать.

Что ты – не ты, что дом – чужбина.

Что делать страшной красоте,

Присевшей на скамью сирени,

Когда и впрямь не красть детей? —

Так возникают подозренья.

Так зреют страхи. Как он даст

Звезде превысить досяганье,

Когда он – Фауст, когда – фантаст? —

Так начинаются цыгане.

Так открываются, паря

Поверх плетней, где быть домам бы,

Внезапные, как вздох, моря.

Так будут начинаться ямбы.

Так ночи летние, ничком

Упав в овсы с мольбой: исполнься,

Грозят заре твоим зрачком.

Так затевают ссоры с солнцем.

Так начинают жить стихом.

1921

4

Нас мало. Нас, может быть, трое

Донецких, горючих и адских

Под серой бегущей корою

Дождей, облаков и солдатских

Советов, стихов и дискуссий

О транспорте и об искусстве.

Мы были людьми. Мы эпохи.

Нас сбило и мчит в караване,

Как тундру под тендера вздохи

И поршней и шпал порыванье.

Слетимся, ворвемся и тронем,

Закружимся вихрем вороньим

И – мимо! Вы поздно поймете.

Так, утром ударивши в ворох

Соломы – с момент на намете, —

След ветра живет в разговорах

Идущего бурно собранья

Деревьев над кровельной дранью.

1921

5

Косых картин, летящих ливмя

С шоссе, задувшего свечу,

С крюков и стен срываться к рифме

И падать в такт не отучу.

Что в том, что на вселенной – маска?

Что в том, что нет таких широт,

Которым на зиму замазкой

Зажать не вызвались бы рот?

Но вещи рвут с себя личину,

Теряют власть, роняют честь,

Когда у них есть петь причина,

Когда для ливня повод есть.

1922

Нескучный сад

1. Нескучный

Как всякий факт на всяком бланке,

Так все дознанья хороши

О вакханалиях изнанки

Нескучного любой души.

Он тоже – сад. В нем тоже – скучен

Набор уставших цвесть пород.

Он тоже, как и сад, – Нескучен

От набережной до ворот.

И, окуная парк за старой