Читать «Нога судьбы, пешки и собачонка Марсельеза» онлайн - страница 100
Александра В. Николаенко
«В конце концов, какая мне разница, умер я или нет, раз ничего, кажется, от этого все равно не изменилось?» – успокаивал себя Антон Павлович, но, однако, с каждой секундой ему делалось все тяжелее и тяжелее смириться со своей кончиной.
«Скорбим и помним… У, лицемеры! – горевал Антон Павлович. – Знаю я, как вы скорбите! Знаю я, как вы помните!
Разве это так делают, поступают так разве с человеком?.. Ведь никто меня даже не предупредил!
Дали газету в руки, не подготовили, как это обычно делается в таких случаях. Разве можно вот так, с бухты-барахты, прямо за завтраком, давать такое читать немолодому, больному человеку? – сердился Антон Павлович, и ему было очень жалко себя. – Ведь так и умереть можно от инфаркта сердца!..» – беспокоился бедный покойник.
Тем временем Людмила Анатольевна собрала со стола тарелки и, сметя полотенцем хлебные крошки, уселась читать «Поленьку Сакс» в кресло Антона Павловича.
«Еще даже дня не прошло, как я умер, а она уже Державина у меня на глазах читает… – окончательно расстроился Антон Павлович, и мысль понесла его дальше в этом траурном стремительном русле, как горная река несет зазевавшуюся инфузорию к водопаду Виктория. – Вот так умрешь и даже пикнуть не успеешь, как все про тебя забудут, точно тебя и нет!»
Антон Павлович, сердито отодвинув табуретку, встал и, нарочно громко шлепая тапками, прошелся туда-сюда по кухне.
Жена спокойно перелистнула страницу.
Антон Павлович недоверчиво покосился на Людмилу Анатольевну и напряженно задышал.
Антон Павлович напряженно и очень громко дышал, но Людмила Анатольевна, не обращая на вздохи-выдохи Антона Павловича никакого внимания, с удовольствием читала.
Антон Павлович встал у жены за спиной и горячо, обиженно задышал ей в макушку. Людмила Анатольевна поморщилась, обернулась к окну и, прикрыв форточку, продолжала чтение.
Антон Павлович беспомощно огляделся, соображая, что бы еще предпринять против жены, и внезапно ему показалось, что все это – и газетная статья, и Державин в руках Людмилы Анатольевны, и полуденный зной, колышущий занавеску на стеклопакете – уже было когда-то в его жизни.
Антон Павлович вздрогнул и прищурился с удивлением. Упорное дежавю смотрело на него изо всех углов кухни.
Смотрело с клеенчатой скатерти. Смотрело из сахарницы.
Смотрело с потолка, лежало знакомыми тенями на полу.
Даже из кафельного узора пристально и жутко смотрело на Антона Павловича дежавю.
«Сейчас я войду на кухню, жена вздрогнет и захлопнет книгу», – с ужасом вспомнил Антон Павлович, и ему стало так страшно, как еще никогда не бывало в жизни…
«А потом я выйду на балкон… – стремительно всплывало у Антона Павловича из памяти, – и плюну в Добужанского…
Боже мой! Мне же ни в коем случае нельзя плевать в Добужанского! Ведь с этого все начнется…
И кончится тем, что я умру»! – Антон Павлович, покрываясь холодным потом, схватился за голову и застонал.
«Ерунда… Не может этого быть. Тогда был май, а теперь уже осень…» – напомнил себе Антон Павлович и, чтобы удостовериться, что ему померещилось, шмыгнул мимо жены на балкон. Но запах цветущей черемухи, сиреней и акаций, неумолимый, как приговор, встретил Антона Павловича у перил.