Читать «Безумие в летнюю ночь: рассказы» онлайн - страница 32
Шон О'Фаолейн
- Ты собираешься слушать мою исповедь, Проныра, или нет? - завопил он. Ему и самому не терпелось поиграть в священника.
- Поди прочь, сын мой, - сказал Проныра Фоксер строго и задернул шторки. Затем, будто наказывая Куни за недостаток смирения, он наклонился в противоположную сторону, медленно и торжественно поднял ставенку и поглядел в испуганные глаза Филпота.
- Когда ты исповедовался в последний раз, сын мой? - спросил он важно.
- Двадцать лет назад, - в благоговейном страхе прошептал Тихоня Филпот.
- Каким грехам ты предавался, сын мой? - печально и нараспев произнес Проныра.
- Я крал конфеты, святой отец... И забывал молиться. И еще я... я ругался.
- Ругался?! - загремел Фоксер. - А ну повтори, что смел произнести язык твой!
- Я... я говорил, что наш учитель... старый дурак, - пролепетал Тихоня.
- Ты был прав, сын мой... Что еще?
- Все, святой отец.
- Прочтешь двести сорок девять молитв по четкам, четыреста семьдесят раз «Отче наш» и триста тридцать два раза «Богородицу». Ну, будь послушным мальчиком и молись за меня. Иди. Господь с тобою, дитя мое.
С этими словами Фоксер закрыл ставенку перед носом изумленного Тихони.
Поворачиваясь к другому окошку, Проныра задел рукою какую-то коробочку. Это была табакерка отца Хэнефина, единственное его утешение в душной исповедальне, где он часами сидел, выслушивая повести о печалях и прегрешениях своих прихожан. Неловкими пальцами Фоксер открыл наконец крышечку. Пока он стряхивал приставшие к ней крошки обратно в коробочку, душистый крепкий запах наполнил полумрак исповедальни. Он поднял ставенку зарешеченного окошка, за которым сидел Куни, заложил в нос понюшку и прижался ухом к холодной чугунной решетке.
Снаружи послышались шаги. Выглянув, Фоксер увидел отца Хэнефина. Священник медленно прошел по выложенному мрамором проходу между дальними скамьями, повернулся и пошел обратно, не опуская требника, повернутого к свету горевших перед алтарем Пресвятой Девы свечей.
- Отец Хэнефин, - прошептал Фоксер Хитрому. Потом повернулся к окошку, за которым сидел Филпот, и шепнул: - Тихо, не то пропали.
Мерные шаги не утихали. Высоко над головами мальчишек бился в окна над хорами ветер, скользил, стеная, по черепичной крыше, постукивал расшатавшимися плитками; иногда в голос ветра вплетались вздохи священника и открытые глубокие гласные его молитв Gaudeamus Domine; Domine, Domine meo.
- Он говорит с Пречистой Девой, - прошелестел Хитрый на ухо Проныре Фоксеру.
- Он говорит с Пречистой Девой, - едва слышно повторил Фоксер Филпоту.
- Аминь, - выдохнул священник и опустился на колени перед алтарем, где недвижно сияли свечи, отражаясь в начищенной до блеска латуни.
Выглядывая из своего укрытия, один из мальчишек опрокинул табакерку, и ее содержимое высыпалось на колени Фоксеру. В носу его защекотало. Целую минуту он корчился в муках, зажимая рот, потом не выдержал и оглушительно чихнул. Священник изумленно оглянулся. Фоксер задержал дыхание, но это не помогло, и он опять чихнул. Когда он чихнул в третий раз, священник уже не сомневался, откуда исходит звук.