Читать «От Северского Донца до Одера. Бельгийский доброволец в составе валлонского легиона. 1942-1945» онлайн - страница 25

Фернан Кайзергрубер

Я получал определенное удовлетворение от такой жизни, насыщенных, но упорядоченных часов; трудная жизнь, простая и близкая к природе. От свежей прохлады первых морозов немели пальцы и руки, не охлаждая моего пыла к занятиям, скорее наоборот. Холод подстегивал усердие. Я быстро нашел нескольких друзей, образовалась очень сплоченная маленькая группа. Нас было четверо молодых людей, от семнадцати до девятнадцати, переполненных жизненной энергией и энтузиазмом, и эти чувства объединяли нас: Эмиля М., Раймонда П., Альфреда Д. и меня. Наша маленькая ячейка собралась вместе, распалась, затем вновь объединилась по воле судьбы, над которой мы были не властны в течение всего военного времени. Внутри этой группки царило полное взаимопонимание – как с нашими инструкторами, унтер-офицерами, так и с нашим капитаном.

Среди всех инструкторов лучше всего я помню одного, которого мы прозвали Заг-Заг. Невысокий, коренастый, можно сказать, тучный, однако невероятно проворный для своей корпулентности. Получивший несколько ранений в Первой мировой войне, отмеченный большим глубоким шрамом в форме креста – последствия трепанации – на черепе. Из-за этого шрама кое-кто прозвал его Бургундский Крест (ветвистый косой – Андреевский крест). Всегда пребывая в добродушном настроении, без намека на недоброжелательность, он донимал нас тренировками, причем себя не меньше, чем нас. Никогда не требовал от нас больше того, чем мог сделать сам, но поскольку он мог все, то нам приходилось здорово попотеть. Даже сегодня у меня сохранились к нему самые теплые чувства. Он был моим первым инструктором, первым немецким солдатом, с которым у меня сложились хорошие отношения как в дружбе, так и по службе, мы часто беседовали на равных, несмотря на его унтер-офицерское звание, но только в неслужебное время, ибо служба есть служба, а шнапс есть шнапс!

Немецкий капитан (гауптман) Ламбрихт тоже оставил по себе добрые воспоминания, только чуть более сдержанные. Пятидесятилетний, приветливый, с усиками как у Гитлера, седеющий и безукоризненный. Золотые коронки на зубах подчеркивали его улыбку, поскольку он был обходителен, любезен, щедр на улыбки, но без каких-либо послаблений. Превосходный кавалерист, он прекрасно смотрелся и держался в седле, когда вел нашу роту на учения или в марш-броске.

Самым старшим по званию у нас был майор Вульф, который командовал всем этим мирком в штабе кавалерийской школы на стрелковом полигоне (стрельбище). Высокий, подтянутый, лысый, с очень прямой спиной, по определенной причине. Кажется, он носил корсет. А также монокль, причем совершенно естественно, – самый настоящий образчик прусского офицера, сдержанного, но без малейшего высокомерия. Каждое утро, даже если было морозно или шел снег, он, в спортивном трико, занимался на улице гимнастикой, с необычайной ловкостью и сосредоточенностью. Его возраст? Уверен, за шестьдесят. Все остальные инструкторы оказались бельгийцами, многие из них были офицеры-ветераны или унтер-офицеры бельгийской армии.