Читать «Дневник невестки» онлайн - страница 12

И тогда Антон заявил:

– Потому что своих собак вы любите больше, чем детей. Раз так, я буду жить в вольере, как собака.

Роза ничуть не удивилась. Ей уже приходилось слышать фразочку, что собак она любит больше детей, от своей же свекрови.

– Мы тебя лю-ю-ю-бим. – Она улыбнулась. – Сыно-о-ок, выходи.

Антон не ответил, даже не повернулся. И что? Что делать маме в такой ситуации? Моя бы стала штурмовать вольер, моя могла бы перегрызть решетку… Другое дело Роза. Роза Михална нюни разводить не стала, вздохнула только:

– Как знаешь, детка, как знаешь… Ты уже мальчик большой.

Волноваться было не о чем: ребенок дома, на глазах, живой-здоровый. Он продолжает убирать вольеры, кормить собак. И сам не голодает – вон какие в саду растут чудесные большие груши!

Дни стояли теплые, ночи тоже, Антон спокойно спал на воздухе, завернувшись в старый туристический спальник. И ему действительно никого не хотелось видеть и не хотелось никому показывать свои зареванные красные глаза.

А как же было не поплакать? Мы все рыдали по своим собакам, до самых свадеб, до рождения собственных детей. Мы все заводили щенков приблизительно в одно время, лет в пятнадцать-шестнадцать. У меня появился ньюф, у Антона борзая, у Вероники ротвейлер (он ей вполне подходил). И мы носились со щенками как ненормальные, потому что собака была единственным источником нашего чувственного самовыражения.

Тут все понятно – возраст. Мы выросли, родители нас перестали брать на ручки, мы оказались в холоде, а тут вдруг теплая собачья шерсть… Кого обнять? Собаку. Кого погладить? Песика, кого ж еще! Собаки на нас не орали, всегда нам радовались… В общем, это была компенсация любви. Нам хотелось, чтобы кто-то полюбил нас точно так же, как собака – без вопросов и навсегда. А пока желающих не было, мы принимали своих щенков слишком близко к сердцу, и когда они у нас умирали, мы оплакивали их как людей.

Это был стресс. Меня отпаивали валерьянкой. Веронике купили путевку на море, чтобы она развеялась. Антон страдал один в вольере.

– И как ты успокоился? – Это я уже потом, спустя много лет, у него выясняла. – Скажи мне, что ты чувствовал тогда?

– Я ничего не чувствовал. – Он мне ответил. – Я это пережил.

Я знаю, как он все переживает. Технология проста. В его сознании есть железный ящик, он замыкает туда все черные эпизоды. Закрывает все плохое на кодовый замок, а шифры… шифры он умеет забывать, он совершенно их не помнит. В отличие от меня Антон никогда не ковыряется в своем черном архиве. В тот день, когда я прискакала к нему как нянечка к барчонку, он вышел из вольера – и больше никогда ни слова не говорил своим родителям про эту рыжую собаку.