Читать «Недоверчивые умы. Чем нас привлекают теории заговоров» онлайн - страница 52

Роб Бразертон

Рабочее определение

Итак, мы перечислили шесть ключевых элементов конспирологического стиля. Перед тем как подвести итог и двинуться дальше, необходимо сделать предупреждение. Изучая список, вы можете испытать ложное ощущение объективности и чувство, что мы вооружены «точным фотороботом» нашего объекта наблюдения, – все это исследователь конспирологии Питер Найт называет подходом «как-понять-что-твой-сосед-коммунист». Однако Эмма Джейн и Крис Флеминг отмечают, что «заговоры и теории заговоров очень разнообразны по своему правдоподобию, масштабам и результатам. Иногда они похожи на чернильные пятна Роршаха: разные аналитики смотрят на них и видят совершенно разные вещи». Определить такое расплывчатое понятие, как «теории заговора», можно только субъективно. Будем считать наши шесть характеристик полезным эмпирическим правилом, а не непреложным законом.

Кроме того, в то время как некоторые теории заговора, тщательно разработанные и всеобъемлющие, широко прокомментированы, изложены в трудах книжного формата, другие всего лишь выражены в виде догадок. Есть, например, тактика «просто задавать вопросы». Конспиролог, вместо того чтобы излагать связную концепцию, просто ставит вопросы, на которые официальной версии сложно ответить. При таких вопросах всегда предполагается, что кто-то чего-то недоговаривает. В итоге слушателю предлагается выяснить детали. По мнению психолога Майка Вуда, эта тактика приобрела популярность в связи с развитием интернета, где теории заговора могут быть разоблачены так же быстро, как они появляются, и некая неопределенность может служить хорошей защитой от критики. Однако способ это не новый. И речь идет не только о простом защитном механизме для слабохарактерных людей. Как известно, британский философ, лауреат Нобелевской премии по литературе Бертран Рассел организовал комитет «Кто убил Кеннеди» и опубликовал статью под названием «16 вопросов об убийстве», где намекнул, что Освальд был марионеткой, а Комиссия Уоррена замешана в сокрытии фактов.

Стоит еще раз напомнить, что ни один их тех признаков, которые мы обсуждали выше, сам по себе не поможет отличить вымышленный заговор от настоящего. Даже если некоторое утверждение соответствует всем шести критериям, это не означает, что оно не может быть истинным. Стоит также отметить, что конспирологи сталкиваются с особенными, уникальными проблемами. Во-первых, хотя теории заговора отличаются от нормального взгляда на мир, мы знаем только про те тайны, где что-то пошло неправильно. Кто-то что-то перепутал, проболтался или уже добился своего и скрывать больше нечего. Если заговор на самом деле был таким хорошим, как говорят про него конспирологи, то мы бы никогда не смогли его выявить. Во-вторых, как отмечает Брайан Кили, если конспирологи правы относительно своих теорий, они, в отличие от скучных старомодных ученых в халатах и с пробирками, проводят исследование, которому пытается активно помешать исследуемая сторона. «Представьте, если бы нейтрино было не только сложно обнаружить, а оно еще и активно пыталось избежать обнаружения!» (В научных работах редко встречается восклицательный знак, но зато ученым не часто предоставляется возможность вообразить себе тайный сговор неуловимых нейтрино.) В этом свете считать доказательства, опровергающие заговор, подтверждением заговора не так уж нерационально.