Читать «Недоверчивые умы. Чем нас привлекают теории заговоров» онлайн - страница 40

Роб Бразертон

Не бывает единого универсального определения. При достаточно долгом размышлении над любым определением оказывается, что у всех сложных понятий довольно расплывчатые границы. Сложность определения понятия «конспирологическая теория» можно сравнить с трудностями определения понятия «порнография». Как известно, Поттер Стюарт, член Верховного суда США, справился с этой задачей, заявив, что «я понимаю, что это, когда это вижу». Даже если нам не удается придумать точное, лаконичное, универсальное определение теории заговора, которое всех устроит, мы можем создать вполне полезное рабочее определение. Авторитетный исследователь конспирологии Ричард Хофштадтер говорил о теориях заговора как о неком «стиле объяснений». Искусствовед может назвать мотивы, которые в совокупности образуют стиль барокко; музыкальный критик способен проанализировать тонкие отличия дабстепа от грайма, а нам надо отделить конспирологические теории от традиционных представлений о тайных сговорах. Наша задача – определить наиболее важные риторические приемы, образы и детали, которые вместе образуют конспирологический стиль.

Неопровергнутые сомнения

Нет ничего лучше, чем начать с вопроса, сильнее всего вызывающего взаимную неприязнь между конспирологами и их критиками: «Может быть, теории заговора просто ошибочны?» Безусловно, конспирология – это ярлык, который, по крайней мере в интеллектуальных кругах, вызывает отнюдь не благоприятные ассоциации. Ноам Хомский однажды сказал: «Если вы зайдете в дешевый кабак и скажете что-то такое, что не понравится людям, сидящим там, они врежут вам или пошлют на три буквы. В университетском клубе или редакции люди ведут себя более вежливо. Они могут использовать определенный набор словосочетаний – интеллигентных заменителей нецензурной брани и вспышек гнева. Одно из таких словосочетаний – „конспирологическая теория“».

Толпы журналистов, или по крайней мере сочиняющих заголовки редакторов, активно пишут о бредовости теорий заговора. Об этом можно судить по частоте, с которой понятие конспирологическая теория встречается вместе с такими прилагательными, как бредовая, безумная и опровергнутая в завлекательных газетных заголовках обычно гораздо более сдержанных авторов. Политики тоже бросаются этим термином, когда хотят обозначить, что неприятные обвинения совершенно беспочвенны. Известный пример такого высказывания – когда Джордж Буш призвал своих соотечественников не «терпеть возмутительных конспирологических теорий по поводу атак 11 сентября, этой низменной лжи, которая пытается отвести вину от террористов, обелить истинных виновников». Может быть, ученые более сдержанны? Вряд ли, если взглянуть на названия некоторых книг о теориях заговора. Дэвид Аароновитч назвал свою книгу о конспирологических теориях XX в. «Истории вуду» (Voodoo Histories). Фрэнсис Уин обличает конспирологию в книге «Как абракадабра захватила мир» (How Mumbo-Jumbo Conquered the World), а в подзаголовке книги Дамиана Томпсона «Противознание» (Counterknowledge) свалены в одну кучу теории заговора, «шарлатанская медицина, псевдонаука и лжеистория».