Читать «Недоверчивые умы. Чем нас привлекают теории заговоров» онлайн - страница 28

Какой вывод можно из всего этого сделать? На подобные пугающие происшествия невозможно не обращать внимания, вопрос в том, насколько они закономерны. Связано ли по своей сути конспирологическое мышление с насилием и разрушением?

В 2010 г. исследователи из британского научного центра «Демос» Джейми Бартлетт и Карл Миллер провели тщательный анализ литературы, инструкций и пропагандистских материалов более 50 экстремистских групп, включавших в себя весь спектр – от ультраправых до крайне левых, от радикальных религиозных сообществ и культов до борцов за охрану окружающей среды и анархистов. Многие убеждения членов этих групп основывались на конспирологических теориях. Исследователи пришли к выводу, что иногда теории заговора толкают экстремистов в еще большую и потенциально опасную крайность, поскольку «указывают на силы, находящиеся вне нашего контроля, называют врага, которого следует ненавидеть, четко разделяют людей на входящих в группу и всех остальных и в отдельных случаях легитимизируют насилие». Но эта связь не совсем однозначна. Бартлетт и Миллер также обнаружили, что имеются группы, которые верят в теорию заговора, но не прибегают к насильственным действиям (например, движение за правду о теракте 9/11), в то время как многие воинствующие экстремисты не верят в конспирологию (например, вооруженные формирования националистов из Подлинной Ирландской республиканской армии).

Это что касается организованных экстремистов. А как насчет обычных людей? В 2012 г. Джо Усцински и Джозеф Парент провели опрос среди 1200 американцев с целью определить, насколько часто у людей, верящих в теорию заговора, встречается потенциальная склонность к насилию. Результаты оказались столь же неоднозначными. Чем больше человек верил в теорию заговора, тем с большей вероятностью он выступал за смягчение законодательных ограничений на ношение оружия и чаще соглашался с такими утверждениями, как «иногда можно выразить несогласие с правительством с помощью насилия» или «в нашей стране в отношении экстремистских политических групп допустимо применять силовые воздействия, чтобы не позволить им причинить вред». Утешает, однако, тот факт, что большинство людей, даже среди самых ярых конспирологов, высказались против использования насилия в политике.

Итак, когда речь заходит о связи между теориями заговора и экстремизмом, возникают некоторые тревожные мысли, однако полной ясности пока не наступило. Нет никаких сомнений в том, что при определенных обстоятельствах теории заговора могут вдохновить некоторых людей на совершение злодеяний. Журналист Чип Берлет отмечает, что в первую очередь подобные теории должны опираться на существующие предрассудки, находить врагов среди социально незащищенных групп и делать из них козлов отпущения, утверждая, что срочно необходимо что-то предпринять. Но думать, что до нас пытаются добраться толпы разъяренных конспирологов, было бы преждевременно (и даже несколько параноидально). Вера в теории заговора далеко не всегда приводит к насилию. Напротив, большинство конспирологов полагают, что насильственные действия для достижения политических целей недопустимы, а большинство тех, кто утверждает, что допустимы, никогда не перейдут от слов к делу. Усцински и Парент отмечают, что, «если хотя бы 1 % населения был полностью согласен с допустимостью таких действий, кровь на улицах лилась бы ежедневно».