Читать «... а, так вот и текём тут себе, да ... (или хулиганский роман в одном, но очень длинном письме про совсем краткую жизнь)» онлайн - страница 13

Сергей Николаевич Огольцов

Даже такие тихони как кристаллы, или, там, сталактиты-сталагмиты, по ходу своего безубойного роста пожирают пространство.

А вот время сожрать невозможно, поскольку его вовсе нет.

Время – ржавая селёдка для сбивки с толку простофиль.

На самом деле есть только разные состояния пространства: пространство освещаемое слева – утро, пространство освещённое справа – вечер.

День единица измерения времени? Чушь собачья!

День – это разность между двумя состояниями пространства.

Три яблока минус два яблока будет одно яблоко, а не единица времени.

Вобщем, ты особо не пугайся – это у меня давний сдвиг по фазе на тему времени с пространством.

Едва взбредёт на ум эта сладкая парочка: враз короткое замыкание, взъерепенюсь весь и – пошёл взахлёб лепетать не понятно о чём!

Начинаю Чёрт знает какую чушь городить, или такую несу околёсицу, что бог ногу сломит.

Ни дать, не взять – Василий Блаженный, просто по другой тематике.

Однако, не буйствую ничуть, вот уж чёрта с два и Боже упаси.

Всё по тихому: сам наплету, да сам же и запутаюсь – тут и бзику конец, а потом опять хоть воду на мне вози …)

~ ~ ~

~~~истоки

Пожалуй, пора, наконец, ознакомить тебя с твоими же генеалогическими корнями по отцовской линии.

За материнскую сторону я спокоен – твоя бабушка, Гаина Михайловна, тебя наверняка поинформировала на пару колен вглубь, если не далее, но вряд ли она излагала родословную твоего папы.

Такая уверенность зародилась во мне в тот момент, когда мать твоя меня письменно известила о моей смерти.

Вернее, о том, что она тебе сказала будто твой папа умер, и мне не следует травмировать неокрепшую психику ребёнка появлениями с того света.

Тут тебе и разгадка отчего с тех пор в пивной, если сосед за столиком начинал толкать бодягу, мол, это нынче он никто, а прежде ходил штурманом на атомной подводной лодке, я , с чистой совестью и полным на то основанием, поливал в ответ, что являюсь заслуженным лётчиком-испытателем, погибшим во время пробных полётов на реактивном истребителе секретного типа.

За этот подвиг я, между прочим, удостоен звания Героя Советского Союза и представлен к медали «Золотая Звезда». Тоже посмертно. Жаль, награда не нашла героя.

Да…

Просто в ту романтическую эпоху, когда ребёнок матери-одиночки начинал задавать ей вопросы по поводу неполного состава семьи, мамина отмазка, традиционно, звучала так:

– Твой папа был лётчик и погиб.

Проза жизни приберегалась для подруг:

– Ой, бабоньки, он меня в конторе на столе разложил: по гроб жизни не забуду, как те счёты бухалтерски у меня под сракой ёлзали…

Хотя, на особо углублённый экскурс к истокам не рассчитывай, по причине моей собственной неосведомлённости. Науку евгенику в те поры держали в чёрном теле.

Мать матери твоего отца звали Катериной Пойонк и твой прадед, Иосиф Вакимов, комиссар Первой конной армии Будённого, вывез её из Польши, как трофей, или сувенир на память о том периоде Гражданской войны, когда будённовцы чуть было не захватили Варшаву.

Отношения их были узаконены тогдашним ЗАГСом и восемь лет спустя родилась моя мать, Галина, за которой последовали её брат Вадим и сестра Людмила.