Читать «Две реки — два рассказа» онлайн - страница 96

Генрих Павлович Гунн

Родома — название, напоминающее родину, родные дома. И стоит она хорошо, за поворотом реки, за белыми песками. По зеленому косогору спускаются поля, расчерченные полосами кустарников, повыше стоят амбарчики, пониже дома на береговой террасе. Та же Мезень здесь, что и в Удорском районе, те же избы, амбары, лодки, те же люди, и такие же у них заботы, да и может ли быть иначе — ведь Мезень у всех одна.

У деревни впадает Мезенская Пижма, речка заманчивая, с порогами и перекатами, с чистой родниковой водой — семужная речка. Длина ее двести сорок километров. Первая деревня Ларькино будет через шестьдесят километров, затем Шегмас через пятнадцать. В верховьях Пижмы есть опасный порог, не каждый решится его пройти. От вершинки Пижмы недалеко до Ямозера, глубокого, рыбного, из него вытекает Пижма Печорская.

Рассказывает мне об этом мой хозяин Степан Сысоевич.

Сколько уже разных людей встретилось и еще встретится мне на пути! Они рассказывают мне, советуют, помогают, и без них недалеко бы я продвинулся. Когда путешествуешь с друзьями, все, конечно, проще: когда своя компания, многие путевые трудности легче разрешать совместно. Но есть и свои минусы: с друзьями ты живешь своим маленьким мирком и невольно что-то упускаешь в жизни окружающих тебя людей. А я хочу жить вместе с мезенцами, ищу друзей и нахожу их.

Степан Сысоевич пастушит вместе с сыном Павлом. Сидим на крылечке, душно, парко, все выше поднимается сизая туча с горизонта, все громче слышны громовые раскаты.

— Не будет дождя, — говорит Степан Сысоевич, — раз солнце тучами не перекрыло, не будет.

— Уж очень гремит, — выражаю я сомнение.

— Такая пора. Ночами-то все небо полыхает, а не страшно. Рябиновые ночи стоят.

— Рябиновые ночи! — повторяю я, радуясь этим словам, как находке. Как образно, как точно! И сравнение перед глазами — сколько ее, рябины, на Севере по лесным берегам, а слово «пижма» и значит «рябина».

— А Пашку-то, верно, помочит, — продолжает Степан Сысоевич. — Нужен дождь, все трава отойдет. Второе лето жара стоит, все ляги посохли… Стадо у нас большое, а пастбище одно, в лугу сено еще не убрали, выгнать больше некуда, а на одном месте травы мало, удои снижаются, комбикорма даем…

Прежде у нас скота мало держали. Покосы были дальние, и тех не хватало. Плохо здесь люди жили, бедно. Полей мало, хлеб родил плохо… Молодые-то этого не знают… В работе теперь никто не надрывается, хлеба хватает, все есть, моторы у каждого. Теперь и коров-то мало кто держит — молоко, творог, сметану всегда можно в совхозе взять.

И старик, как все старые люди, с охотой вспоминает прошлое, рассказывает, как воевал в Отечественную.

Гремит грозовая канонада, подошла гроза к деревне, оглушительно ударила последний раз, и все стихло, пронесся ветер, рассеялись облака…

Мезень здесь течет меж лесистых увалов с неширокой береговой террасой, в плоском песчаном ложе, просторная, но все так же мелководная. Взойдешь на взгорье над деревней — внизу Пижма бежит, встают вдали лесные сопки. Подняться бы туда, к Четласскому камню, перебраться бы на Печорскую Пижму, обе реки посмотреть, сравнить, пожить в избушках, половить хариусов…