Читать «Две реки — два рассказа» онлайн - страница 114
Генрих Павлович Гунн
Высокий, крепкий старик Егор Егорович, с седой окладистой бородой. На пиджаке у него ордена и медали. Большую жизнь прошел, большую семью вырастил. Старик достает семейный альбом, показывает фотографии.
— Видишь? Трое нас дружков. Это после англичанина было. Молодые все.
— Одежда у вас поморская.
— В море тогда ходили, за Тонкий Нос.
— За Канин?
— Вот. Зверя били, рыбу ловили. Теперь смотри. Это, когда колхоз организовали, наша бригада. От колхоза тоже ходили на промысел. На Вижас за рыбой. Собираемся под ледостав да лодчонку берем худящую, чтоб не жалко бросить. Отплываем, когда шуга по реке идет. Выйдем в губу, влево пойдет берег Абрамовский, вправо Конушинский. Дружимся с правым. Отворим парус, ловим ветер в торока, моторов не было. Льда станет больше — редко когда до устья Неси дойдем, льдом затрет. Тогда бросаем лодку, сами с котомками перебираемся на берег. Посмотри по своей карте. Вот она, Несь. По ней поднимаемся вверх, переходим на Вижас. Вижас, видишь, впадает в Чешскую губу. По Вижасу идем кверху. Речка эта рыбная, ловили пелядь, сига, щуку, изредка попадала нельма. Семга в эту реку не заходит, дно там илистое и песчаное, вода мутная, семга — та любит воду прозрачную и дно — галечник. Наловим рыбы, возвращаемся по зимнику. Верно, избушки у нас там были, лошадей за нами высылали. С вершины Вижаса на Бычье был зимник, шестьдесят верст, на пути остановочная изба. На Вижас много рыбаков съезжалось. Ижемцы ездили. Те хорошо ловили…
Это, как видишь, война. Расчет нашей стасемидесятидвухмиллиметровой пушки. Это уже в Польше, а начинал в блокированном Ленинграде. Как там было, небось слышал… Кончил войну в Бреслау, там меня в последний раз ранило.
Старик достает боевые грамоты, от ветхости распавшиеся по сгибам, раскладывает их на столе.
— Давно уж было-то… — говорит старик, читая названия малоизвестных немецких городков. Помолчав, он бережно убирает грамоты.
— Теперь смотри. Тут моя семья. До войны у нас было четверо и после войны столько же.
И мы смотрим многочисленные семейные фотографии, сыновей, дочерей, внуков Егора Егоровича. Тот инженер, тот моряк, тот рабочий, та учительница…
Долго и обстоятельно рассказывает хозяин о судьбе своих детей, ему есть что рассказать о своей большой трудовой семье, о радостях ее и горестях, обо всем, что сопровождает жизнь человеческую.
Выросли дети, разлетелись по северным городам, кто в Архангельск, кто в Северодвинск, кто в Мурманск, а в деревне остались старики родители.
— Зовут нас дети к себе, — говорит Егор Егорович, — да куда мы поедем? В гости, верно, в гости ездим, а век свой доживать будем здесь.
Утром Егор Егорович водит меня по деревне — не такой он человек, чтобы отпустить гостя одного. Интересно стоят здесь дома — озадками к речной долине, к ветреной стороне. Дома прочные, срубленные из «листвы», они не отличаются украшениями, но полны сурового достоинства. Возле одного из домов стоят на катках два недавно сшитых карбаса, ловко, красиво слаженных. Не потеряно кильчанами лодочное строительное мастерство.