Читать «Останется при мне» онлайн - страница 64

– Конечно, мы постараемся сделать так, как ты хочешь, но не знаю, сможем ли. Всем ехать за границу – это очень дорого.

Чарити опустила руку, которой обнимала Сида за плечи, выудила у него из кармана брюк потертый коричневый бумажник и помахала им.

– К вашим услугам, – промолвил Сид. – Это доставит мне величайшее удовольствие.

– Боже мой… – сказала тетя Эмили. – Ладно, я напишу Ричарду, и посмотрим.

– Телеграфируй ему!

– Это так срочно?

– Да. Потому что, когда мы поженимся, мы хотим отправиться в поездку, в настоящий Большой Вояж. Сид собирается прервать учебу на семестр – это моя уступка его бобовым грядкам и пчелиным ульям. И нам еще до отъезда надо найти архитектора, чтобы спроектировать главный дом, и гостевой, и хижину-кабинет. К следующему лету мы хотим уже иметь поместье на той стороне бухты, чтобы перемахиваться кухонными полотенцами с веранды на веранду.

– Ну, знаете ли… – проговорила тетя Эмили, кажется, в четвертый раз за утро. – Вы времени не теряете.

– А ты теряла бы разве? – спросила Чарити.

7

И вот, двигаясь кружными и непредсказуемыми путями, мы, две пары, попадаем в одну точку в центре страны, в Мадисоне, и нас сразу влечет друг к другу, наши жизни переплетаются, как водится у друзей. Эти отношения не имеют формальных очертаний, тут, в отличие от супружеских или родственных отношений, нет правил, обязательств, уз, тут силами притяжения не управляет ни закон, ни имущество, ни кровь – только взаимная симпатия. Случай, следовательно, редкий. Со мной и Салли, сосредоточенными друг на друге и на выживании в суровом мире, это произошло неожиданно и за всю нашу жизнь единственный раз с такой полнотой.

Мадисон как город я помню плохо, у меня нет в голове карты его улиц, и меня редко заставляет вспомнить о том времени какой-нибудь особый запах или оттенок. Я даже не помню, что за курсы вел. Я, в сущности, не жил там – только работал. Как впрягся в работу, так и не выпрягался.

То, за что мне платили, я добросовестно исполнял, тратя сорок процентов мозгов и времени. Нагрузка – обычная для эпохи Депрессии: четыре большие группы, три дня в неделю. До, после занятий и в промежутках я писал, ибо, получив временную должность всего на год, надеялся на продолжение и не хотел потерпеть неудачу из-за недостатка публикаций. Я писал невероятно много – и то, что хотел сам, и все, что заказывал кто бы то ни было: рассказы, статьи, рецензии на книги, роман, комментарии в антологию. Логорея. Один коллега по университету – из тех, что тратили два месяца на заметку в научном журнале длиной в два абзаца и по шести лет работали над книгами, которых никто никогда не опубликует, – за глаза назвал меня литературным поденщиком. Мне передали, но это так мало на меня подействовало, что я даже не помню теперь его имени.

Сегодня кое-кого может удивить, что наш брак не распался. Он не просто не распался, он процветал – отчасти потому, что я был деятелен, как муравьед в термитнике, и ничего менее значимого, чем решительный уход, просто не заметил бы, но в большей степени потому, что Салли поддерживала меня во всем и никогда не думала о себе как о жене, которой пренебрегают, – в аспирантуре мы таких называли “диссертационными вдовами”. Первые две-три недели ей, вероятно, было одиноко. Но после знакомства с Лангами ей некогда стало скучать, был я при ней или нет. Еще вопрос, кто кем тогда больше “пренебрегал”.