Читать «Другая, следующая жизнь» онлайн - страница 51

И он воздевал руки вверх и долго тряс там ими. Я не позволяла себе фыркать или еще какими-то другими действиями высказывать свое отношение к этому. В конце концов, он действительно хорошо учил и как держать звук, и как опираться голосом на диафрагму, и как правильно дышать, когда поешь. А то, что его теории были странными, – так это ничего.

Кстати, он всегда предостерегал от того, чтобы представлять себя солнцем. Это, говорит, прямой путь на улицу Психотскую. То есть камнем-бриллиантом – это нормально, а солнцем – уже болезнь. Ну и ладно, самое главное, что у меня получалось. Так бывает, когда научаешься плавать, – вдруг раз и понимаешь, что это такое, когда вода тебя держит. То же самое с пением. Я поняла, как делать, чтобы песня «поплыла». Сначала у меня уходила на это масса энергии, а потом я нашла правильную внутреннюю конфигурацию, но все равно уставала. Да так, наверное, и должно было быть. К тому же, мне нравилось от этого уставать.

Все меня подбадривали и с удовольствием приглашали петь на вечерки, даже к незнакомым людям.

Когда я выходила с аккордеоном на середину комнаты, некоторые дамы фыркали. Все-таки, считается, мужской инструмент и даже где-то, наверное, мужицкий. Но ведь это нужно понимать, что для чего предназначено! Фортепиано, допустим, может очень утонченно передать нюансы души, гитара – сердца, а когда рвутся жилы от боли ли, от счастья ли – то выразить это может только аккордеон.

Под этот инструмент у меня и был весь репертуар. Я пела романсы, в которых туманным утром встает, как гора, одиночество, хризантемы отцвели, а жить предстоит еще долго-долго. И как же жить, если некого больше любить? Еще – про цветочек лазоревый, который загубили ветры злые. Также у меня была комическая песня про холодных красавцев.

Пела я и песни на Анины стихи на мотив танго:

Среди людей, миров, цветов, светил Я не нашла того, чего искала. Лишь ты один мне родиною был, И лишь сейчас мне это ясно стало.

И еще одна Анина песня была в моем репертуаре:

Когда-нибудь в далеком ноябре И я уйду на вечное молчанье, Страна не зарыдает обо мне И ничего не скажет на прощанье. У птицы – ветер, солнце у реки, А у меня был ты, а, может, не был. Мы были и близки, и далеки. Ничьи. Как море. Солнце. Ветер.

Бурю аплодисментов всегда вызывала песня с припевом:

У него есть собака, Ему мало что страшно. Я успела поплакать, Впрочем, это неважно.

Дальше я пела что-нибудь по настроению. И завершала выступление всегда «Лебединой песней», которую пела, отложив аккордеон, только голосом. «А капелло» – как объявлял Виктор Тимофеевич, воздевая руки.

К этому моменту у меня уже была полная власть над людьми, которые пришли меня послушать. Я осознавала ее очень ясно. Они становились такими мягкими, что помани – и уйдут за тобой в табор, к черту на кулички, хоть куда, все отдадут. Так на них «фотосинтез» действовал. Но что мне было с ними делать? Абсолютно нечего. Маменька и тетенька Турова меня воспитали в другом духе, не развернешься.