Читать «Другая, следующая жизнь» онлайн - страница 3

Светлана Федотова-Ивашкевич

Было очень скучно – мы жили в Крыму уже третий месяц. Все книги я прочитала и больше не знала, чем заняться.

Днем и после ужина я совершала длинные прогулки по набережной. Мне хотелось разговаривать. Не важно, с кем. Главное, говорить. Намолчавшись за день, я говорила с цветочницей, что стоит у гостиницы «Ореанда», с возницами возле фонтана, которые очень конфузились, но отвечали справно и охотно, с мальчиками в чайной… Однажды заговорила с городовым о погоде. Он моментально вспыхнул каким-то пунцовым цветом и зачем-то назвал меня «ваше высокоблагородие».

У молодого человека, облокотившегося на ограждение набережной возле причала, я спросила, не этот ли пароходик отходит в Гурзуф. Он вздрогнул, словно я его хлопнула по плечу, медленно поднял на меня свои темные, как море, глаза и ответил. Я что-то снова спросила, он ответил и спросил в ответ. И мы стали разговаривать. Вы понимаете, о чем я. Ведь разговор – это как танец, только лучше. Это красивая песня, которую подхватывают. Тетенька Турова даже говорит, что одно из главных жизненных удовольствий – когда можно говорить обо всем, не страшась показаться смешной или глупой. Как-то само собой получилось, что мы пошли вместе вдоль набережной: я, в наряде от лучшей модистки, и он – в лоснящемся мундирчике, похожем на чиновничий.

– Вы бывали в Париже? – в ходе разговора спросила я его.

– Телом не бывал, – ответил он словами чеховского персонажа, – а вот духом всю вселенную облетел.

И это решило все. Мы с Георгием – так он назвался – стали встречаться ежедневно. К вечеру он заканчивал свои скучные дела в конторе графини Шуваловой, и мы шли гулять. Очень скоро мы знали друг о друге практически все. Во всем мире столько обо мне знала еще только тетенька Турова.

Он тоже открывал передо мной свою вселенную. В ней нянька говорила четырехлетнему мальчику: «Хватит тебе на горшке сидеть. Вставай, твоя мамка умерла». Этим мальчиком был Георгий. Там отец мог подписать векселей на огромную сумму и сбежать, оставив на растерзание кредиторам пятнадцатилетнего юношу. Этим юношей был Георгий. Там, в ворохе бумаг, под пылью скучной конторской работы гибнет отважное сердце настоящего мужчины. Конечно, это было сердце Георгия.

– Скажите, – спрашивал меня Георгий, – отчего наша жизнь устроена таким несправедливым образом, что одной, немногочисленной группе достается все, а другим только тяжелая работа?

Я молчала, и мне было мучительно стыдно за то, что мой папа, главный инженер завода, есть самый настоящий эксплуататор. И за то, что у моей семьи есть свой дом в Рыбинске с видом на Волгу. И за то, что у нас служили две горничные. Я обещала себе, что, когда приеду, отдам им все платья. Ну, ладно, не все, но подарю им что-нибудь обязательно. Я давала себе слово, что начну относиться к ним, как к людям, а не как к прислуге. И как это действительно несправедливо, что мне все, а им ничего. Дошло до того, что мне стало стыдно даже за то, что утром я ем французскую булку с маслом. Определенно, Георгий открыл мне глаза.