Читать «Все наизусть. Годовой творческий цикл» онлайн - страница 86

После «Дней человека» меня практически перестали печатать. А после выхода «Пушкинского дома» в США в 1978-м и участия в подцензурном альманахе «Метрополь» в 1979-м – вообще прикрыли.

Аксенов – «мы же только что выпускали его с матерью в Париж, чего ему мало?»

Ахмадулина – мудрой Белле, кроме лишней рюмки, было нечего вменить

Вознесенский – «этот же из заграницы и телевизора вообще не вылезал!»

Высоцкий – «эти песни и так каждая собака знает наизусть».

Искандер – «он и так сумасшедший». Это была уже угроза: любой советский гражданин, хоть раз обратившийся даже к психологу, по первому сигналу органов мог быть упечен в психушку.

Битов… впервые и я, всего лишь двухлетний москвич, попал в столь почетный московский список хоть и не по алфавиту, а в конце. Меня уже не печатали с 1977 года, ни в телевизоре, ни заграницей, ни на учете я не состоял: упрекать меня в «неблагодарности» было не за что. «А этот всю жизнь делал, что хотел!» – таков был мой диагноз. Считаю эту характеристику высшей оценкой, орденом КГБ.

Существование в противофазе к противостоящим лагерям (как это я только сейчас понимаю) то ли было, то ли стало моей природой.

Меня продолжали прессовать, Грузия и Армения выручали. Главный редактор журнала «Литературная Грузия» рискнул опубликовать рассказ «Вкус» и поплатился должностью: из Москвы последовало грозное распоряжение: «Впредь не печатать материалов русских авторов, не связанных непосредственно с Грузией».

Шел 1982 год. В эмигрантском журнале «Грани» об этом рассказе была напечатана хорошая статья под примечательным названием «Опаздывающий поезд» (в том смысле, что я пытаюсь догнать эмиграцию, пропустив момент, когда все это успели сделать). И тут в Италии пропадает мой брат. Мать в отчаянии, меня обвиняют в том, что брат уехал «за моими миллионами» (кровожадность чекистов равна лишь их же простодушию).

Программы КГБ и Запада странно отражались друг в друге в моей судьбе.

Стоило мне в 1977 году из рук Василия Аксенова подписаться на издание «Пушкинского дома» в «Ардисе» (с обязательством издательства выпустить русский текст одновременно с английской версией), как меня тут же перестали печатать на родине. Не то, что миллионов, но и не цента не заплатили, не то, что по-английски не выпустили, но и мировые права присвоили, чтобы торговать ими направо и налево. «Прививка от расстрела» (формулировка Осипа Мандельштама) не получилась: я-то размечтался, чтобы Запад узнал обо мне сразу, как меня посадят. Заплатить переводчику издателю показалось дороже свободы какого-то советского автора, к тому же невыездного.

Так, стоило войти нашим войскам в Афганистан, как мое французское издательство выкинуло из плана все русские книги, потом решило все-таки мою оставить как наиболее диссидентскую, но решительно сократив. Положение мое было настолько безвыходно, что я готов был сдаться, если бы не мой замечательный переводчик: он пригрозил снять свою фамилию с титула в случае сокращений. Издательство испугалось скандала в своем кругу и отложило книгу до лучших времен.