Читать «Текст как текст» онлайн - страница 92

Змеи сердечной угрызенья Часы томительного бденья Горят во мне… В то время для меня Влачатся в тишине

Итак:

В то время для меня влачатся в тишине Часы томительного бденья

Третью строчку здесь у меня назойливо выбивает строчка из прежней памяти, из совсем другого стихотворения:

И пробуждается поэзия во мне Усилием вытесняю ее, чтобы далее, дыряво, запомнить: …сильней горят во мне Змеи сердечной угрызенья.

(При чем тут змея? Однако сразу заползла в память.)

Мечты кипят. В уме.... Теснится… дум… тяжких… избыток Воспоминание свой..... Зато окончание стало сразу и окончательно: И с отвращением читая жизнь мою, Я трепещу и проклинаю, И горько жалуюсь, и горько слезы лью, Но строк печальных не смываю.

В бездействии ночном – вот что никак было не запомнить.

И вовсе не сильней, а живей! Мечты кипят; в уме, подавленном тоской .................. Воспоминание безмолвно предо мной.

(Жирным курсивом выделено, что упорно не запоминалось.)

Значит, подумал я, забытое мною принадлежало уже технике, отделке, рифме. Там, где я, внаглую, подменял пушкинские слова своими, там и он сам уже лишь подбирал что получше.

Этот, пардон, хронометраж был зафиксирован в День сталинской конституции. В следующую ночь, пытаясь уснуть, Мандельштама легко вспомнил всего, а с Александром Сергеевичем опять начались выпадения: какой там у него был «ум»? неужто «праздный»? какие «думы»? может быть, они были «праздными»? или «тяжкими»? Да, позволил себе рассуждать я, эпитеты для Пушкина были менее важны, чем для Мандельштама: определялись в музыку, в размер. Мандельштам же их изыскивал поярче, даже меняя стих в угоду… оттого они у него блестят, как шляпки гвоздей.

Тут бы мне следовало укоротить свою крутость, чтобы перейти к выводу: о чем бишь все это? Я побоялся проводить свой чистый опыт дальше, но затаил мысль, что если у шедевра не сохранился черновик, а лишь беловик, то последовательность его запоминания при заучивании наизусть воспроизводит нам первый, черновой проект автора (такая вот виртуальная археология, достойная секретных лабораторий ФСБ).

10-13. II. 2007

Р. S. Заключение экспертизы.

«Засекреченный Мандельштам сознался во всем и стал нам понятен, хотя и не близок. Родной и открытый для всеобщего доступа Пушкин ушел в глухую несознанку, хотя и не отказывается от данных им ранее показаний. Считаю открытие новой секретной лаборатории несвоевременным».

Завсектором рацпредложений

Подполковник А. Боберов

Р. Р. S. Заключение пушкиниста, члена-коррреспондента РАН Л. Н. Одоевцева.

«По поводу Мандельштама ничего не скажу: вряд ли сохранились какие-либо черновики его «Бессонницы»; по поводу же пушкинского «Воспоминания» «метод Битова» вызывает бездну вопросов и сомнений. Не так уж сложно было бы автору заглянуть хотя бы в академическое собрание: пушкинский черновик сохранился достаточно полно».