Читать «Влюбленный бес. История первого русского плагиата» онлайн - страница 2

И летом печальны сии голые места, а еще более тоскливы зимой, когда и луг, и море, и бор, что напротив, на круче Петровского острова, все погребено под сугробами, словно в могилу.

Недаром я ее вспомнил, сие последнее наше пристанище.

Тут, куда ни посмотришь, все картины словно бы при смерти.

И одна и та же история манит меня в эту пустошь.

Не знаю точно, но сколько-то десятков лет тому назад, тут в уединенном домике, от которого уж ныне и следов не осталось, жила вдова одного чиновника, старуха с молодой дочерью Верой и престарелой служанкой. Вера достигла того возраста, когда девушки начинают думать, о том, как бы устроить судьбу, но любила сердцем одну только мать, а по привычке души – дом и домашние хлопоты, когда после обеда матушка вяжет чулок, а Вера читает ей Минею или к вечеру достает карты, погадать на удачу.

Главную черту ее нрава составляла голубиная чистота сердца.

Вдали от света, вела она тихую безветренную жизнь, которая при всем однообразии составляет счастье для непорочной души. По праздникам в церковь, по будням за вышивкой. Довольная настоящим наш ангел Вера не думала о будущем. Старуха мать считала иначе: размышляла о преклонных летах своих, с досадой смотрела на красоту Веры, которой в столь бедном одиночестве не было надежды найти супруга. Эти печали заставляли вдову частенько тосковать и плакать украдкой от дочери и кухарки.

С другими старухами она водилась совсем не охотно, а уж те в свою очередь ее и вовсе не жаловали: судачили, будто с мужем жила она под конец весьма дурно, что утешать ее старость являлся тишком подозрительный гость, что супруг умер слишком скоро и – бог весть, – чего еще не придумает от скуки злоречие.

Но даже сии злые языки не трогали ангела Веру.

Тут надо бы молвить, что уединение домика на Васильевском изредка развлекали посещения одного молодого, дальнего родственника, который за год до нашей истории приехал из родового имения служить в Петербург.

Условимся называть его Павлом.

Павел звал Веру сестрицею, любил ее как всякий молодой человек любит пригожую любезную девушку, угождал ее матери, у которой был на тайной примете: чем скажите не муж? Но о союзе с ним всерьез напрасно было и думать: девицу и вдову он навещал только изредка, и причиной тому были не дела и не служба: он и тем и другим пренебрегал, а то, что жизнь его состояла из круговерти почти беспрерывной: картежные игры, кутежи, ночные гульбища.

Павел принадлежал к числу тех рассудительных юношей, которые терпеть не могут обузы в двух вещах: излишка во времени и достатка в деньгах. На его мотовство мигом слетелись друзья, которые охотно помогали Павлу в его хлопотах тратить время и облегчать кошель. И – если рассудить против правил – наш Павел был счастливейшим из смертных, потому как не караулил минуту, не чуял, что дни стремглав утекают за днями, а месяц за месяцем.

Счастлив тот, кто не озабочен судьбой.

Блажен отрок, не знающий горечи правд.

Напрасно укорял его по утрам верный дядька Лаврентий, посланный из деревни набожной матушкой караулить дитя. Павел только отмахивался, да грозил отослать слугу за назойливость.