Читать «Черноводье» онлайн - страница 244

– Однако, рябков гоняет деваха!

– Да-а, с ружьем тут не пропадешь, всегда приварок будет! – с завистью проговорил Николай.

Иван проснулся ночью, словно кто-то толкнул его в бок. Он выглянул в открытый проем балагана. Залитая мертвенно-голубоватым светом луны, спала тайга. Рядом, в балагане, непробудным сном спали усталые бригадники. Иван осторожно, стараясь не потревожить сон товарищей, выполз из балагана и подошел к затухающему костру. На кострище, прикрытом пуховым одеялом из пепла, кое-где пробивались вишнево-красные угли. Иван постоял около потухшего костра и, повинуясь неведомой силе, шагнул в лесные заросли. Словно невидимая рука уверенно вела его по тайге, освещенной неровным мерцающим светом луны.

Наконец – и полноводная Нюролька. Ведомый все той же рукой, Иван прошел берегом крутого яра и увидел красноватый огонек керосиновой лампы, призывно мерцающий сквозь маленькое оконце. Он постоял немного около входной двери и, набрав полную грудь воздуха, тихо вошел в карамушку.

Ничего здесь не изменилось, все было как зимой. Так же шло приятное тепло от недавно протопленной железной печки. Так же горела в углу на столе керосиновая лампа с прикрученным фитилем, и на топчане лежала нагая Агафья.

– Я знала, ты придешь! – хрипловатым голосом проговорила тунгуска и вся потянулась навстречу, к шагнувшему вперед Ивану…

Ранним утром, когда на востоке еще только набирала силу заря, Иван уже шел к стану.

– Черт таскал! – нещадно ругал себя мужик, чувствуя свою вину и перед Настей, и перед Агафьей.

Еще солнце не показалось над лесом, Иван пришел на стан. Крадучись, словно вор, он осторожно заполз в балаган и улегся на свое место.

Глава 33

Раскорчевка, раскорчевка, сколько ты покалечила спецпереселенцев, сколько укоротила жизней… знает один Бог да глухая Нарымская тайга, с ее бескрайними васюганскими болотами. И все-таки подневольный труд людей приносил ощутимые результаты. Тайга нехотя отступала, оставляя после себя открытые пространства с дымящимися кострами. Дым низко стелился над землей; бригадники кашляли, отхаркивая черную мокроту.

Шла к концу вторая неделя, как жители шестого поселка начали корчевать гарь на Нюрольке. Лаврентий Жамов разбил свою немногочисленную бригаду на звенья по четыре человека. Одним звеном руководил сам; другими – Иван, Николай Зеверов и Степан Ивашов. По соседству, на другой стороне горельника, работали жители седьмого поселка.

Бригадники, захваченные неистовой работой звена бригадира, невольно поддавались тому ритму, который задавал Жамов.

Он остервенело набрасывался на подрост, заполонивший все пространство между серыми стволами-сухостоями, свечками поднимавшимися над мелколесьем. Вырубленный молодняк оголял землю, на которой в беспорядке лежал валежник. Топоры то сочно вязли в живой древесине подроста, то звонко гремели, отскакивая от закостеневшей плоти валявшегося на земле колодника.

Лаврентий подошел к высокой сухостоине, которая была когда-то огромной елью. Она и сейчас стояла, крепко держась подгнившими корнями за дерновину. Он постучал обухом топора по высохшему стволу дерева. Звонкий стук покатился вокруг, запинаясь о колодник. Лаврентий задрал голову, разглядывая засохшего на корню гиганта.