Читать «Привидения русских усадеб. И не только...» онлайн - страница 26

Авторы, обращавшиеся в начале творческого пути к фольклорным источникам, – Н.А. Некрасов («Водяной», «Пир ведьмы», 1839) или А.К. Толстой, создавший ряд произведений о вампирах, – затем полностью отходят от них.

Справедливости ради надо заметить, что молодой Толстой, кроме «Семьи вурдалака» (1838), ничего приличного не создал. Его сумбурный и сложный для восприятия «Упырь» (1841) в ту пору, когда писал Гоголь, выглядит анахронизмом с набившими оскомину стереотипами: живой портрет, костяная рука, печальные стоны, покинутая женихом невеста и т.д. Призрак мило беседует с героем, предлагает ему обручиться и делится впечатлениями о посмертном житии: «Мне немного времени остается с вами говорить, я скоро должна возвратиться туда, откуда пришла, а там так жарко!» Толстой серьезен, но кажется, что он иронизирует – настолько режет слух эта адская «жара». Эпизод с привидением из «Упыря» сравнивают с рассказом Скотта «Комната с гобеленами» (1821), но тамошняя старуха действительно пришла из ада, и потому она не ведет светских бесед со своей жертвой.

Ряд мистических опытов принадлежит перу И.С. Тургенева, но страшных среди них немного. Нельзя не восхититься деревенскими кошмарами «Бежина луга» (1851), особенно барашком на могиле утопленника. Зеленый старичок и черный человек из «Рассказа отца Алексея» (1877) чем-то напоминают демонов РЛ. Стивенсона.

Тургенев умел великолепно передать атмосферу надвигающегося ужаса. В рассказе «Стучит!» (1844—1874) призраков нет, но и без них мурашки бегут по коже от описания пустующей ночной дороги и неотвратимо приближающегося стука телеги с «недобрыми людьми». А каков пейзаж! «Неприятное чувство шевельнулось во мне… Пока я спал, тонкий туман набежал – не на землю, на небо; он стоял высоко, месяц в нем повис беловатым пятном, как бы в дыме. Все потускнело и смешалось, хотя книзу было виднее. Кругом – плоские, унылые места: поля, все поля, кое-где кустики, овраги – и опять поля, и больше все пар, с редкой сорной травою. Пусто… мертво!» Вот она – обстановка, в которой могли бы родиться на свет исконно русские привидения.

Одно из них в обличье бешеного пса нападает на героя рассказа «Собака» (1866). Появление чудовища описано бесподобно и, пожалуй, не имеет аналогов в отечественной прозе: «Ворота сарая открыты настежь; верст на пять в поле видно: и явственно и нет, как оно всегда бывает в лунную ночь… И вдруг мне показалось, как будто кто-то мотанул ось – далеко, далеко… так, словно что померещилось. Прошло несколько времени: опять тень проскочила – уже немножко ближе; потом опять, еще поближе. Что, думаю, это такое? заяц, что ли? Нет, думаю, эта будет покрупнее зайца – да и побежка не та. Гляжу: опять тень показалась, и движется она уже по выгону (а выгон-то от луны белесоватый) этаким крупным пятном; понятное дело: зверь, лисица или волк. Сердце во мне екнуло… а чего, кажись, я испугался? Мало ли всякого зверя ночью по полю бегает? Но любопытство-то еще пуще страха; приподнялся я, глаза вытаращил, а сам вдруг похолодел весь, так-таки застыл, точно меня в лед по уши зарыли, а отчего? Господь ведает! И вижу я: тень все растет, растет, значит, прямо на сарай катит… И вот уж мне понятно становится, что это – точно зверь, большой, головастый… Мчится он вихрем, пулей. .. Батюшки! что это? Он разом остановился, словно почуял что… Да это… это сегодняшняя бешеная собака! Она… она! Господи! А я-то пошевельнуться не могу, крикнуть не могу… Она подскочила к воротам, сверкнула глазами, взвыла – и по сену прямо на меня!»