Читать «Обдириха» онлайн - страница 9

Анастасия Юльевна Полярная

Александра Фёдоровна замолчала. Тем временем они подошли к переправе. Монах Георгий, здоровенный бородатый мужчина лет тридцати пяти, с усилием запускал лодочный мотор.

– Откуда такое странное название – Веркола? – прервав молчание, поинтересовался Костя.

– А это всё тебе Федя расскажет, – хитро улыбнулась женщина.

– Александра Фёдоровна, можно я ещё на день, точнее, на день – ночь останусь? – попросил Костя.

Ничуть не удивившись, она кивнула головой.

* * *

Дни побежали яркой радужной вереницей. Хотя Костя и предполагал задержаться всего лишь на пару дней, но не отпустила Веркола его так скоро. Пребывание в Верколе стало восприниматься им как само собой разумеющееся: здесь он чувствовал внутреннее родство с окружающим миром, людьми, природой, с торжественно-печальными монастырскими звонами… Костя просыпался от ярких, врывающихся в дом лучей утреннего солнца, вставал, бежал на реку; затем после краткой молитвы все садились завтракать, после чего он уходил бродить по округе, поднимался на угор, спускался по «Абрамовской меже», красной от глины косой дорожке, вниз к реке, представляя при этом, как по ней же ходил Фёдор Абрамов; рыбачил, купался; нередко брал с собой небольшой дорожный этюдник и делал наброски.

Однажды на этюдах он познакомился с заезжей московской художницей, Юлией, девушкой видной и серьёзной, которая одолжила ему средство от комаров.

…Много-много интересного узнал Костя в Верколе. Федя, действительно державший собственный музей на повети – хозяйственной неотапливаемой половине дома, деловито представил ему свою экспозицию. Им была воссоздана модель крестьянской избы прошлого века с собранной в ней старинной утварью. Предметы быта и домашнего обихода – медный рукомойник и самовары, братина и ендова, детская зыбка, корыто с лучиной и песком, разной формы и размеров ступы, всевозможные глиняные горшки, чугунки и кувшины, различные туеса и бочонки для браги, берестяные короба, кузова и даже старое кремниевое ружьё – населяли оборудованную под крестьянскую избу поветь, размещаясь в соответствующих каждой вещи местах.

Для своего возраста Федя обнаруживал весьма широкую эрудицию, говорившую о его природном уме и начитанности.

На Костин вопрос о необычном названии деревни, ассоциировавшемся у него с женским именем Вера, он, как истинный историк, начал издалека.

– В древности эти земли населяла чудь белоглазая – полудикий коренной народец. Потом сюда пришли вольные новгородцы – предки поморов, люди гордые, независимые и сильные. К ним присоединились бежавшие на Север старообрядцы и редкие острожники, спасавшиеся от каторги. Все вместе они потеснили чудь, – рассказывал мальчик не по годам серьёзно.

Слушая его, Костя забывал, что перед ним девятилетний ребёнок. Федя не всегда выговаривал букву «р», но и это не умаляло впечатления от его рассказа.

– По преданию, наша деревня Веркола как раз находилась на границе чудских и новгородских земель. И при разделе территории древние новгородцы будто бы заключили с чудью договор, а для верности был вбит кол посередине реки, разделявший границы их владений. Отсюда и пошло выражение – «верь колу», и настолько оно привязалось к нашей деревне, что её так и назвали. А по другой версии, – продолжал Федя увлечённо, – название происходило от финно-угорского слова «веркола» – в переводе на наш язык: «место для сушения рыболовных сетей». Это тоже очень может быть, так как коренное население здесь испокон веков – рыбаки.