Читать «Семь раз проверь... Опыт путеводителя по опечаткам и ошибкам в тексте» онлайн - страница 10

Олег Вадимович Рисс

Слово «bevue» переводится как «промах», «ошибка». Из контекста письма можно заключить, что предложение издавать журнал «Обозрение промахов», скорее всего, было шуточным (под конец жизни Пушкин высказывался более сурово: «Нелепость, как и глупость, подлежит осмеянию общества и не вызывает на себя действия закона» [, с. 409]. Но и в мимолетной шутке гения подчас заложена плодотворная идея. Во всяком случае предложение выносить на всеобщее обозрение и бичевать разные «bevues» и «шалости пера» нашло деятельную поддержку и осуществилось в позднейшей отечественной журналистике. Забегая несколько вперед, напомним, что редакция периодического издания «Красоты штиля», выпускавшегося «Службой оздоровления языка» при Московском кабинете печати в 1929–1930 годы, не скрывала, что инициатива этого издания восходит к Пушкину.

Пушкин не создал развернутую апологию точности, но своими размышлениями и замечаниями наметил чертеж, по которому продолжали строить другие. Как раз в статье о сочинениях Пушкина, опубликованной в «Современнике» за 1855 год, Н.Г.Чернышевский напомнил «простое правило всякой человеческой деятельности, а не одного только эстетического мира» — «обдумывай, обдумывай и обдумывай, потом ничего не будет стоить написать; а написанное необдуманно само ничего не стоит; или, попросту выражаясь, пять раз примерь (так у Чернышевского. — О. Р.), раз отрежь...» [, с. 456]. В его теоретических высказываниях и журнальной практике этические взгляды Пушкина на «печатный лист» получили достойное развитие. Более того, Чернышевский отчетливо показал, что точность является важнейшим элементом стиля писателя.

Для Чернышевского с его возвышенным, рыцарственным отношением к печатному слову делом авторской чести была нерушимость того, что создано долгим и упорным литературным трудом. Как же он стоек и непреклонен в категорическом требовании к издателю: «Прошу Вас передать от меня лицу, читающему (или лицам, читающим) редакциную корректуру перевода Вебера, мое приказание помнить, что такой писатель, как я, не нуждается в чужих исправлениях того, что он пишет» [, с. 773].

Пусть не покажется кому-либо, что в приведенной цитате говорит ущемленная авторская гордость. Из следующего письма совершенно очевидно, что Чернышевский решительно отстаивал свой текст от неумелых, доморощенных поправок: «Они действительно нелепы и навлекают справедливые насмешки на мой перевод Вебера; благодаря этим поправкам перевод представляется работой человека безграмотного, не знающего истории и слишком плохо знающего немецкий язык» [, с.818].

Подумаем вместе: разве это не достойная уважения позиция литератора, видящего свой долг не только в том, чтобы написать и сдать в печать высококачественное произведение, но и в том, чтобы проследить, в каком виде написанное им дойдет до читателя?