Читать «Снайперы (сборник)» онлайн - страница 52
Владимир Семенович Никифоров
Дворкин и Петрович, оба в дождевиках, надетых на ватники, в кирзовых сапогах и зимних шапках, стоят у земляного холмика. Петрович несколько раз взглядывает на Дворкина, но так и не решается что-то спросить. Дворкин начинает сам:
– Я Андрюху-то не со страху так посадил, чтоб про самоубивство подумали. Он бы и сам, я только помог ему… В своей жизни запутался, других загубил, Марусе жизнь сломал, дочке моей…
– Я ведь догадывался…
– Об чем?
– Считай, обо всем. И про Марусю тоже.
– Моя… Моя кровь! И ведь пошла поперек папки! Я старшине катера так сразу и говорю: «Пиши протокол, что в Димитрия Смирнова стрелял я!» А дочка: «Нет, я, я!» – Дворкин всхлипывает. – Эх, Маруся, Маруся! Как же ты поперек папки-то пошла, не позволила мне твой грех на себя взять?
Дворкин плачет – как-то не по-мужски, открыто, некрасиво, гримасничая толстым лицом.
– И Димитрия жалко. Хотя он и Андрюху под монастырь подвел, и капитана сдал…
– Ты, Николаич, говори да не заговаривайся! – строго говорит Петрович. – «Под монастырь», «сдал»… Что он, фашистам на допросе, что ли, военную тайну выдал? Он нашей, советской власти, рассказал то, что знал, что видел, а уж власть будет решать по справедливости.
Дворкин смотрит на Петровича так, словно видит его впервые. Мгновенное прозрение меняет выражение его лица, сушит глаза, они становятся острыми, как у охотника.
– Так вот, выходит, кто у нас ссучился! На Кузьму-то я зря грешил, у него другая беда: он на вахте «Поэму о Сталине» писал! А это мой кум Петрович! А все с того началось, что ты свою старуху бросил, на молодую полез, а силы не те. Вот и хочешь утвердиться, к власти примазаться, зассранец!
– Ты за эти слова ответишь!
– Ты хоть понимаешь, что все это на твоей совести? – кричит Дворкин, кивая на могилу. – Димитрий! Андрюха! Кузьма! Крестники мои! Дите их неродившееся! Дочь моя Маруся грех на душу взяла, кровь пролила!
Еще не зная, как поступит в следующий момент, он поднимает карабин.
– Николаич! Не вздумай!!!
Петрович хватается за ствол, дергает его на себя. Раздается выстрел.
– Ну вот, – говорит Дворкин умиротворенно, – ты сам, Петрович, все и решил, и слава богу. Теперь у нас с тобой, Маруся, одна судьба. Где ты, дочечка моя?
* * *
А Марусю везут в воронке по грязной разъезженной улице. Автомобиль выскакивает на горку, и Маруся сквозь зарешеченное окно видит далекий берег, на котором местами лежит снег, и ей кажется, что там белый город, где живут красивые, добрые и счастливые люди.
Жизнь Клима Гордеева
Глава первая
Клим родился в марте сорок третьего на случайной зимовке и назван был по имени теплохода немецкой постройки «Клим Ворошилов», чей караван из трех лихтеров и семнадцати барж застрял поздней осенью во льдах на пути в Северный порт. Женщин и ребятишек расселили по домам в убогой деревушке неподалеку, а мужики до самого Нового года жили на теплоходе и лихтерах, валили лес и строили дом, куда потом перешли жить. Сам же теплоход под командованием ссыльного капитана дальнего плавания Маркова, оправданного перед самой войной, и головной лихтер Степана Гордеева, груженный углем, стояли под парами всю зиму, и Клим появился на свет в шкиперской каюте, укутанной для тепла снаружи войлоком и обитой досками. И когда, казалось, самое трудное и тяжелое было пережито, настали теплые солнечные дни и растаял снег на надстройках, мать Клима умерла, сгорела в несколько дней, но Степан не потерял головы, а схватил в охапку закутанного в несколько одеял сына и побежал в деревню, где на квартире у одних стариков жила матроска с «Клима Ворошилова», родившая в феврале девочку. Степан бросился перед молодой женщиной на колени и неожиданно зарыдал, даже не зарыдал, а заревел страшно, по-звериному.