Читать «Лёгкость этой стрекозы» онлайн - страница 25
Валерий Владимирович Кузьмин
Дым
Простая железная бочка у забора на нашей даче, в ней сжигают старые листья или сучья от яблонь, кажется, ну что в ней особенного, бочка как бочка, но когда стоишь рядом и наблюдаешь как это всё горит, кажется, что сгорает что-то особенное, какое-то неповторимое, этот запах от яблонь, он какой-то своеобразный, его невозможно спутать с другим, есть какой-то аромат этого дыма, ты порой даже наслаждаешься им, но, бывает и другой запах…
…Когда мы стали вытаскивать старые вещи с чердака, потом из каких-то углов, в которые не заглядывали годами, появилось много старых чемоданов, в которых лежали вещи, забытые годами, и стали их перебирать, то удивлялись, откуда это всё, вещи, которым по тридцать лет, а может и больше, лежали забытыми и никому ненужными… Правда, эти вещи и сейчас были никому не нужны, но они кем-то были уложены в какое-то будущее, для кого-то сохранены и, видно, ждали своего времени, но так и не дождались этого будущего, они просто пропустили своё время, а те, кто смотрели на них, чуть-чуть вспоминали, да, вот это штанишки когда-то носил мой ребёнок, эту юбку я когда-то подшивала, а вот эти старые простыни гладили мои родители, которых давно нет, а вещи до сих пор лежат, они, наверное, как память о тех людях, в них хранится что-то своё, может что-то близкое нам, но нам сейчас они совершенно не нужны и мы, не задумываясь, несём их к той бочке и потихоньку сжигаем.
Конечно, вечно нельзя хранить то, что в общем не имеет никакой ценности, но когда стоишь у этой бочки и смотришь как сгорают вещи твоих родителей, которые они хранили и думали, что когда-то они нам пригодятся, немного становится грустно, кажется, что сгорают не вещи, а память о них, а дым от этих вещей становится очень и очень горьким…
Цепь
На море был полнейший штиль, плыть было легко, чуть перебирая ластами, без какого-либо напряжения, даже встречное движение воды не очень сильно относило меня назад. Я знал, что в обратном направлении будет полная лафа, можно просто лечь и отдыхать и тебя потихоньку принесет на место, где заходил.
Видимость в глубину была идеальная метров на 15–20, купающихся на берегу в шесть утра было человек пять-шесть, а в море, в метрах 50 от меня, качалась лодка с двумя рыбаками, которые изредка забрасывали спининги и долго крутили свои катушки, сматывая леску.
У рифа рыбы было как всегда много, удивляло ее разнообразие, эта чарующая красота переливалась всеми цветами радуги и, видно, господь Бог был немного навеселе, когда создавал этот подводный мир, описать его просто невозможно, слишком он велик и прекрасен.
Подо мной после рифа пошла каменная гряда, рифовый мир остался сзади, здесь было чуть пустовато, но иногда можно было встретить заплутавшую черепаху, не очень крупную, но очень привлекательную, за ней можно было плыть и рлыть, наблюдая, как она пощипывает морскую траву и изредка поднимается на поверхность, высовывает свою змеиную голову, вдыхает порцию воздуха и плавно, словно паря в воде, опускается на дно… Но черепаху сегодня я не встретил, но вдруг между двух огромных валунов мелькнуло что-то очень белое, любопытство взяло верх и я нырнул, глубина здесь была не очень, метров 5–6, приблизившись к этим камням, я увидел расщелину с метр шириной между ними, в которой сидел, как бы прислонясь к стене, скелет, меня аж озноб прошиб, я вынырнул, набрал свежего воздуха, и подплыл поближе… Видно, вся живность отлично над ним поработала, он был отшлифован до белизны, все косточки, даже мелкие на ногах и на руках, были на месте, а на шее висела солидная золотая цепь… Мне пришлось еще раз подняться на поверхность, отдышаться и снова нырнуть. Когда я подплыл к нему, мне показалось, глазницы черепа смотрят на меня с какой-то укоризной, как бы осуждающе за то, что захотел забрать его посмертное украшение, но как всегда жажда наживы победила разум…
