Читать «Цель номер один. План оккупации России» онлайн - страница 49

Михаил Федорович Антонов

Но когда я увидел афганский кишлак, излупленный в пыль советскими ракетами и снарядами, то содрогнулся от жестокости изничтожения даже столь убогого, но последнего обиталища человека. Мы перед этим не остановились – это поразило в сердце всю Азию.

И не останавливаемся до сих пор – под удивленным взором тоже всей Азии. При всех державных разговорах о величии России как стыковочного пространства Запада и Востока у Москвы казенное, правящее, а часто и массовое общественное сознание так и не прониклось тем пониманием истинно азиатского духа, с которым только и возможно идти на разговор с Востоком, его менталитетом одновременно лукавого и простодушного восприятия мира, с его верой в незыблемость этого мира, с его мгновенными вспышками оскорбленной справедливости. «Взрослость» Запада – хладнокровное осознание расколотости мира, никаких иллюзий, разделенность справедливости и пользы, возможность говорить без обиняков. Наверное, все эти слова неточны, и тогда остается лишь признать Восток непознаваемым. Но и это значит, что обращаться с ним следует очень осторожно, только и всего. С осторожным почтением.

Восток есть. И казенная Россия пока не поняла, что она у него в гостях. Так же, впрочем, как и в Якутии, на Чукотке, а по самому большому счету, и в каждом доме Калужской или Новосибирской области. Ибо центральная власть в эти дома приходит выполнять лишь какую-то свою функцию. В глазах же восточного (а может, и любого?) человека нет ничего позорнее, чем наглый гость, не дающий хозяину дохнуть по-своему, назойливый и вездесущий. Если он к тому же наделен и силой, то не знаю, на что можно рассчитывать… Наша пограничная цивилизация, громогласно гордящаяся тем, что она восточно-западный кентавр, еще не осознала, что ли, губительность неаккуратности: воспламененный Восток, внешний ли, внутренний ли – неугасим».

Сейчас, когда русские в своих собственных городах и селах основательно настрадались от наглости инонациональных этнических группировок, возможно, мы лучше сможем понять и особенности образа жизни на Востоке, и необходимость вести себя там соответственно. Хотя, думается, и сказанного достаточно, чтобы осознать чуждость узбеков русским.

Как оценивают перспективы узбекского режима в самой Центральной Азии? Уже цитировавшийся выше Адиль Тойганбаев сравнивал ситуацию в Узбекистане с тем, что произошло в Киргизии:

«Здесь (в Узбекистане) вышла обратная ситуация, когда власть определила главным приоритетом собственное выживание, а не недопущение кровопролития любой (даже своего самосохранения) ценой. Впрочем, в такой ситуации оба крайних решения в конечном счете ведут к нелегитимности. Тактически выиграв раунд, Ислам Каримов, оставшись президентом, создал не меньшие стратегические проблемы на будущее. Его власть окончательно маргинализуется и переходит в разряд «отверженных» режимов, отрицая любые легальные возможности действия за мирной (и светской) оппозицией. Президенту придется противостоять как внутренним противникам, так и все возрастающему внешнему давлению, но при этом его собственная исключительная зависимость от силовиков становится критичной. Такое построение политического режима хорошо знакомо по истории двадцатого века, оно не просто опасно, оно бесперспективно. Вооруженное подавление ферганского мятежа не отменяет того факта, что такой мятеж случился – в историческом смысле второе главнее первого. И это несмотря на то, что в Узбекистане и тени не было тех «либеральных порядков», какие были в акаевском Кыргызстане.