Читать «Цель номер один. План оккупации России» онлайн - страница 39

Это одна сторона вопроса. Но естественно возникает и другая. А если степные общества так близки европейским, то не впустую ли пройдут помещенные выше предсказания насчет неизбежности скорой интеграции Казахстана и Киргизии с Россией? Ведь тогда получается, что как раз им лучше было бы наводить мосты с Евросоюзом?

К счастью, типологические сходства на являются фатальными. И яркий пример тому – отношения России с Индией, этой «самой большой демократией мира». И впрямь, в плане устройства общества (а в известной степени и в смысле многих ценностей) наши две страны практически не имеют ничего общего. Индия – самая настоящая демократия западного типа, к которой даже вся западная правозащитная общественность не может подкопаться в плане пресловутых «прав»; Россия же в ее архетипе – это общество тоталитарной демократии, чьи социальные ценности ничего общего не имеют с европейскими. И тем не менее СССР и Индия довольно быстро (после кратковременного ожидания, что в Индии должна непременно победить социалистическая революция) нашли в друг друге союзников не-разлей-вода (что было очень кстати в эпоху «холодной войны»).

В чем же причина такой вроде бы парадоксальной (но проверенной временем) дружбы? Думается, одна из важнейших причин – то, что парламентская демократия для индийцев – атрибут жизни, а не орудие распространения своего геополитического влияния, как для англосаксов. Да, западная демократия – это, прежде всего, орудие порабощения народов иных культур.

А вот Индия не стремится весь мир выстроить под себя; она просто существует в парламентской системе. И это, оказывается, не мешает дружеским отношениям со страной, построенной на полностью противоположных началах!

Вот и большая либеральность степных традиций – вовсе не причина для враждебности центральноазиатских стран и России. Если она в чем-то и проявляется, то в достаточно активных контактах этих двух стран, скажем, с Евросоюзом (а Казахстан даже стал… очередным председателем ОБСЕ!). Вот здесь, наверное, играет роль фактор типологической общности с Европой, и делать из этого ни сенсацию, ни трагедию не стоит. Ведь главного – желания уничтожить российскую политическую традицию (если надо, то вместе с самим народом) – у наших центральноазиатских друзей не наблюдается. А значит, и особых глубинных причин, стоящих на пути нашей будущей дружбы, нет.

Но вернемся к Киргизии.

Новая власть, установившаяся в Киргизии после «революции тюльпанов», тоже была построена оригинально. Президент Курманбек Бакиев, южанин, – крепкий хозяйственник, а вынужден был руководить силовыми структурами. Тогдашний премьер-министр Феликс Кулов, северянин (революция освободила его из тюрьмы), – профессиональный милиционер, а должен был управлять экономикой. И хотя оппозиция добивалась превращения президентской республики в парламентскую, частично она этого добилась в ходе нового противостояния с властью в ноябре 2006 года. А народ видит, что такая беспомощная власть вряд ли способна обеспечить хозяйственное возрождение страны.