Читать «Пушкин – Тайная любовь» онлайн - страница 33

Людмила Сидорова

А.П. Брюллов. А.И. Клюндер (по оригиналу П.Ф. Соколова), 1840

Как подтверждение того же – в его «Отрывках из писем, мыслях и замечаниях» уже 1830-х годов уничижительное «славное решение, приписываемое Петру I: женщина не человек, курица не птица, прапорщик не офицер. Даже люди, выдающие себя за усерднейших почитателей прекрасного пола, не предполагают в женщинах ума, равного нашему, и, приноравливаясь к слабости их понятия, издают ученые книжки для дам, как будто для детей…» (XI, 53)

В этой почерпнутой еще в юности убежденности недавнего лицейского выпускника, видимо, – и вся атипичность, странность, загадка для него Бакуниной, как молодой и красивой девушки. А, казалось бы, она – художница, он – поэт. Они должны были бы интересовать друг друга хотя бы как личности. Тем более что он, по нашим представлениям, так старается щедрой россыпью своих элегий не только донести до нее свои чувства, но и произвести на нее, в контраст своей некрасивой, как сам он считает, внешности, благоприятное эстетическое впечатление. Вспоминая Екатерину Бакунину и связанное с нею свое юное стихотворчество, он 28 апреля 1830 года в письме к супруге своего приятеля Вяземского Вере Александровне по поводу своей предполагающейся женитьбы на «113-й любви» Наталье Гончаровой добродушно иронизирует: «Первая любовь всегда дело чувствительности; чем она была глупее, тем больше остается сладостных воспоминаний. Вторая, видите ли, – дело чувственности…» (XIV, 81)

И с прежней озадаченностью смотрит вслед удаляющейся от него Екатерине на своем «деревенском» рукописном листе 81 об. в ПД 841. Впрочем, так, спиной и в полный рост, он изобразил ее в первый раз еще в беловике начатой в Одессе в 1821-м, а законченной уже в Михайловском в октябре 1824 года поэмы «Цыганы» (ПД 836, л.7) – на широком поле у текста песни Земфиры:

Старый муж, грозный муж,Режь меня, жги меня:Я тверда, не боюсьНи ножа, ни огня.Ненавижу тебя,Презираю тебя;Я другого люблю,Умираю любя…Режь меня, жги меня;Не скажу ничего;Старый муж, грозный муж,Не узнаешь его.Он свежее весны,Жарче летнего дня;Как он молод и смел!Как он любит меня!Как ласкала егоЯ в ночной тишине!Как смеялись тогдаМы твоей седине! (IV, 189)

На замечание Алеко прекратить «дикое» на его цивилизованное ухо пение Земфира дерзко возражает: «Ты сердиться волен // Я песню про тебя пою». Дикость песенной ситуации для Алеко-Пушкина состоит в том, что его самого, «старого» (то есть прежнего и настоящего, поскольку – первого) мужа, все еще отвергает, не хочет знать его любимая гражданская, как теперь это называют, жена Бакунина.

В своей сюите он, кстати, не забывает и о двух других своих первых любовях времен его отношений с Екатериной Бакуниной. Он не успел и попытаться сделаться мужем улетевшей от него на помеле сначала в фрейлины, а потом замуж «ведьмочке» Наташе Кочубей и ставшей для него после своей гибели ангелом мести Жозефине Вельо, фамилию которой он на португальский лад пишет Вельхо (Welho). Имена этих девушек записаны буквами в линиях их фигурки и крылатого профиля, а их роли в жизни Пушкина – «вѢдьма» и «ангелъ» – в помеле первой и чертах лица второй. Подробнее же о самих этих пушкинских пассиях – чуть ниже.