Читать «Пушкин – Тайная любовь» онлайн - страница 17

Быть может, новая фрейлина Саблукова через год придворной службы была у императрицы уже на хорошем счету – оправдала ручательство за нее старшей сестры? Да и саму Екатерину, прибегавшую во дворец в гости к своей тетушке-фрейлине, государыня имела возможность видеть не однажды. «Стать» же у племянницы Софьи Александровны была такая, что о ней молодой барышне своей будущей августейшей работодательнице и рассказывать-то неловко. Здорова. Не полная сирота. Не богата, но и не нищенка. А что в отсутствие для нее, бесприданницы, принца на белом коне мечтает не о семье, а о занятиях живописью, – это в те правильные времена способно было оставить в недоумении и заподозрить в неискренности любого. Не случайно ведь Елизавета Алексеевна при официальном представлении пожелала давно, видимо, нравившейся ей смущенной ее расспросами Бакуниной: «Прошу вас об одном, будьте чистосердечны». Вскоре, впрочем, женщины подружились. И толковая, ко всем доброжелательная, умеющая найти подход к каждой из разных девушек маленького фрейлинского коллектива Екатерина стала любимицей, правой рукой императрицы.

Словом «фрейлина», которое Пушкин маскирует в штриховке профиля Бакуниной, он как бы констатирует факт уже состоявшегося определения Екатерины в свиту. Но значит ли это, что во время его близкого с этой девушкой общения идет май, по крайней мере, уже следующего – 1818 года? Вряд ли. Он называет Катерину фрейлиной, потому что рисует ее профиль еще позднее – когда осмысливает всю сюитную «петлю» событий своей молодости, череда которых закончилась его высылкой на юг и связью с будущими революционерами.

Так, кстати, делают, вспоминая Екатерину, и его одноклассники. «Первую платоническую, истинно пиитическую любовь возбудила в Пушкине сестра одного из лицейских товарищей его (фрейлина К.П. Бакунина). Она часто навещала брата своего и всегда приезжала на лицейские балы. Прелестное лицо ее, дивный стан и очаровательное обращение производили всеобщий восторг во всей лицейской молодежи», – пишет Сергей Комовский, хоть и прекрасно знает, что в их с Пушкиным лицейские годы Екатерина фрейлиной еще не была.

Если в своей «сердечной» сюите поэт осознает, что попался в «петлю», то это лишний раз подтверждает, что во время ее рисования идет примерно 1827 год. Вернувшись из ссылки, он готовит свою поэму «Руслан и Людмила» ко второму изданию. Попутно вспоминает – вновь переживает свою юность, во многих важных для него моментах зафиксированную в отступлениях поэмы. И старается посредством графики и карандашных записей в междустрочье и на свободном пространстве у рисунков в черновиках вкратце воссоздать, пока не забыл, в важнейших деталях свой личный дневник, который сжег в Михайловском в 1826 году из опасений навредить друзьям-декабристам.

Если заняться подробным изучением пушкинского пенькового донжуанского «галстука», то непременно обнаружится, что со всеми изображенными в нем женщинами поэт имел-таки самые близкие отношения. Да иные он просто не считал достойными быть зафиксированными в анналах своей памяти! В его сюиты ни одна женщина не попала просто так – как теперь говорят, за красивые глазки. А потому при знакомстве с листом 50 Лицейской тетради приходится верить фактографическому признанию Пушкина в том, что не без взаимности он был интимно близок и с княгиней Авдотьей Голицыной, и с графиней Натальей Кочубей (вероятно, уже в бытность ее Строгановой). Ведь лица этих своих пассий он подчеркнуто развернул к нам на три четверти – до почти полных анфасов.