Читать «Первый в списке на похищение» онлайн - страница 209

Валерий Дмитриевич Поволяев

Сзади их «вольво» стремительно настигал шустрый, сверкающий свежей краской карминный жигуленок.

– Во шпарит! – одобрительно отозвался о жигуленке Боря. – Похоже, летчик, в аэропорт торопится.

– На тот свет он торопится, – раздраженно пробормотал Белозерцев, в следующий миг прижал к губам пальцы: ему почудилось, что карминный жигуленок странно себя ведет. «Неужто он?» – мелькнула у Белозерцева мысль. Он повторил вслух:

– Неужто он?

Великое дело – чутье, оно никогда не подводило Белозерцева. Он никогда не видел эту машину, не знает человека, сидящего за рулем, не знает человека, расположившегося рядом, но уверен – эти двое, находящиеся в карминном жигуленке, мчатся по его душу.

– Что вас беспокоит, Вячеслав Юрьевич? – Боря всегда точно угадывал состояние своего шефа. – Красный «жигуль»? Это крашеное пасхальное яйцо?

– Да, Боря, – сдавленно подтвердил Белозерцев. – Возьми его на заметку.

– Мы можем оторваться от него в несколько секунд. На крыльях. Хотите?

– Скоро место встречи. Уходить нам нельзя.

– Это единственное, Вячеслав Юрьевич, что нас останавливает.

За карминным жигуленком шла еще одна машина – тоже «жигули» блеклого песочного цвета с зеленоватой притемью по лобовому стеклу – защита от солнца, следом – также «жигули» немаркого навозного тона, с той же темной полоской по верху лобового стекла, чтобы водителя не слепил яркий свет. «Уж не Бенина ли это команда за мной шпарит? – мелькнула у Белозерцев в голове. – Только откуда Иванов узнал об этом? О беде моей, а? Зверев сказал? Телефоны мои прослушивал? – Белозерцев невольно поежился, солнечный, распускающийся, словно цветочный бутон, такой же яркий, но менее изнуряющий, чем вчера, день сделался темным и угрюмым. Еще не хватало, чтобы его пасла Лубянка. С Лубянкой дело иметь опасно, какие бы близкие друзья там ни работали. Самые лучшие друзья обычно и продают. За хвост селедки и огрызок огурца, если это надобно начальству. – Или это Зверев страхует меня, а? Взялся за ум и теперь страхует. Старый лысый преданный Зверев…»

День немного прояснел, в нем вновь появилось солнце.

Деревня, которую они проскочили на хорошей скорости, была бедной и пьяной, – около палисадников с зачумленной редкой сиренью Белозерцев засек трех «луноходов» – мужиков с негнущимися, подрубленными алкоголем кривыми ногами.

Налево уходила дорога к внуковскому аэропорту – разбитая, в воронках, словно бы ее посекли мелкими танковыми снарядами, грязная. Белозерцев проследил за машинами – а не свернет ли какой из «жигулей» к аэропорту?

Ни одна из машин не свернула. Неужели все они несутся, чтобы откусить от него кусок тела, часть души, страхуют друг друга? Он вытер ладони платком. Ладони были мокрыми, горячими.

Через несколько секунд деревня осталась позади – она, оказывается, была такой маленькой, усеченной, нищенской, а Белозерцеву мнилось, что она будет огромной, и он приготовился к этому, но деревню будто бы обрезало, и потянулось пустынное мятое поле с остатками какой-то хлебной растительности – какой именно, Белозерцев не знал: слаб был в сельском хозяйстве.