Читать «Корсары Мейна» онлайн - страница 196

Виталий Дмитриевич Гладкий

Последний раз его видели в апреле 1686 года: корабль де Граммона держал курс на северо-восток, в направлении острова Святого Августина. Большинство представителей берегового братства сходилось на том, что Мишель де Граммон и его экипаж, скорее всего, стали жертвами страшного шторма, который разразился в этих широтах вскоре после отплытия «Ле Арди».

Впрочем, не исключался вариант, что он и его команда – почти все те, с кем он начал карьеру корсара, – решили покончить с пиратством и отплыли во Францию, где и поселились под чужими именами, как это делали пираты на покое во избежание неприятностей. Это предположение подтверждалось еще и тем, что будто бы флибустьеры взяли в поход не только запасы пороха, ядер и провиант, но и все нажитое за годы жизни на Мейне.

По правде говоря, и нам нравится такая версия…

А что же капитан Тим Фалькон – коссак? О нем история пиратов Мейна умалчивает. Может, потому, что он не проявил себя ни зверствами, как Франсуа л’Олонэ, ни кражей огромной суммы денег у собственной команды, как Генри Морган после похода на Панаму, ни страстной приверженностью к азартным играм, как Дрейф – Дрейфующий Ветер… Вскоре после того, как его эскадра взяла на абордаж испанский фрегат «Нуэстра Сеньора дель Росарио» и спасла Мишеля де Граммона от больших неприятностей, ведь его обман все равно раскрылся бы, Тим Фалькон отбыл с Тортуги.

Он передал командование эскадрой Гуго Бланшару, а сам перебрался на способный уйти от любой опасности быстроходный фрегат-приз, получивший новое имя, и отправился во Францию вместе с корсарами, которые намекали своим друзьям, что хотят вложить нажитое разбоем в какое-нибудь дело или просто отдать деньги на хранение родным или близким. Все это было в порядке вещей, и в береговом братстве эта новость просуществовала недолго – до возвращения Филиппа Бекеля из очередного удачного рейда. Вся Тортуга две недели беспробудно пьянствовала, а когда наступило похмелье, о Тиме Фальконе никто и не вспоминал, разве что Гуго Бланшар и немногочисленные буканьеры.

Но никто, кроме самого Тима Фалькона и губернатора Бертрана д’Ожерона, не знал, что коссак стал французом и теперь его звали сьёр Тимоти ле Брюн. Бумаги, удостоверяющие его личность, дорого стоили Тимку; д’Ожерон не упустил возможности солидно пополнить свое состояние. Однако новоиспеченный французский дворянин лишь хитро ухмылялся: за бумаги он отдал всего лишь один камешек из тех, что лежали в шкатулке, найденной в сокровищнице храма Тех, Кто Пришли Первыми. Конечно, изумруд был очень большим, и у губернатора при виде драгоценности глаза загорелись, как у мартовского кота, – уж он-то знал истинную цену этому камню, – но Тимко ничуть не жалел, что обменял его на новое имя, подтвержденное соответствующими документами.