Читать «Седьмое чувство. Под знаком предсказуемости: как прогнозировать и управлять изменениями в цифровую эпоху» онлайн - страница 203

Одними из самых известных «ворот», которые Платон и Сократ рисовали вокруг воображаемой ими идеальной и совершенной республики, было подобие электрической защиты против, как это ни странно, поэтов. Как объяснял Сократ в «Республике», поэты «калечат мысли тех, кто их слышит». Поэзия явилась философам в облике пагубнаой силы, инъекции страсти и безумия, вызвавшей в сердце судороги и отвлекающей разум. Поэзия была последним, в чем нуждалось новое государство. «Поэзия не должна восприниматься как серьезная вещь, обладающая истиной, – предупреждал Сократ, – но человек, который слушает стихи, должен быть осторожным, опасаясь за свое состояние». Таким образом, великолепные сочинения Гесиода «Труды и дни» стали запрещены. Гомер запрещен. В поэзии всегда было чувство волшебного, ощущение, что это ключ к чему-то, тесно связанному с человеческой тайной. Для меня не было неожиданностью вновь обратить внимание на то, когда я вернулся к прочтению книги Тьюринга «Вычислительные машины и разум», что самое первое, о чем великий математик мечтал, – дать задание цифровому разуму: «Сочини мне сонет».

Сократ и Платон держали за «воротами» поэтов своей республики, потому что им была известна чувственная сторона души человека, которую может затронуть стихотворение. Трудно их винить в этом. В конце концов, они были одними из первых западных умов, попытавшихся рассеять мракобесие, суеверия и софистику. Без их логики и усилий не было бы ни Аристотеля, ни науки, ни ощущения того, что наш мир является предсказуемой машиной. Доверие к философии, которое для них означало толчок к облачению мира путами политики, требовало отстранения от поэзии и мистицизма, как условия возможности действий или легитимности. Но в полной ли мере они добились успеха? Если бы они потерпели неудачу, мы бы до сих пор находились во мраке невежества. Мы вряд ли остались бы людьми.

Я уже говорил, что когда я впервые приехал в Китай более десяти лет назад, я обнаружил так много вещей, которые меня озадачивали. Но первым в этом списке была особенность древней китайской политической жизни. На протяжении тысяч лет великие поэты и художники одновременно были императорами или политиками. Су Дунпо, например, чиновник, который превратил город на озере Ханчжоу в один из великих культурных центров человеческой истории, также был известен как один из самых уважаемых поэтов Китая. Каллиграфия императора Цяньлун династии Цин характеризуется необыкновенно утонченной ритмичностью. Дело не только в том, что мы не можеи рассчитывать, что западный политический деятель сможет заняться великим искусством или в состоянии генерировать интересные идеи или проявить талант писателя. Дело в том, что многими из наиболее важных китайских политических документов являются картины гор или рек, и даже письма, написанные высокопоставленными чиновниками, часто оценивались как большое искусство. Почему так?