Читать «Суббота навсегда» онлайн - страница 203

— Я прошу прощения у ваших милостей, но неотложное дело требует присутствия вашей милости, — он поклонился Алонсо.

Тот последовал за этим Циннобером со словами: «Простите, мадонна моего сердца».

Дон Хуан ждал Алонсо в своем кабинете, и на нем, что называется, не было лица.

— Вот и вы. Хорошо… Хорошо… — он несколько раз повторил это слово, чем окончательно убедил Алонсо, что все как раз наоборот — из рук вон скверно.

— Ваша светлость очень обеспокоены. Могу ли я быть полезен вашей светлости? Надеюсь, это не касается нашей дорогой крошки?

На это коррехидор ничего не ответил, только горестно покачал головой.

— Ваша светлость!

— Ах, мой сын… вы не возражаете, что я вас так называю? Вы — сирота… с севера. И мне, лишившемуся сына, отрадно было бы своим сыном считать вас — когда сердца, ваше и Констанции… ах, Констанция!..

— Ваша светлость, заклинаю вас, откройте правду! Что угрожает доне Констанции?

— Хорошо. Дон Алонсо, крепко ли ты стоишь на ногах, ибо они подкосятся у тебя, когда услышишь, что́ я тебе скажу. Моя дочь обвиняется в колдовстве. Эдмондо, да будет ему надгробьем отцовское проклятье, показал на нее. Дону Констанцию…

— Ваша светлость, ни слова больше! Во имя страстей Господних! Увы, моей шпаге не хватило проворства!

— Вам еще неизвестен, мой друг, состав преступления. То, о чем поведали мне вы, небо сочло недостаточным. Презренный вскоре лишился ятер и конца и стал совсем как евнух при дворе султана. И в этом он винит дону Констанцию, собака. Дон Педро, у которого первая форма допуска, все это слышал собственными ушами. Теперь квалификаторам осталось дать свое заключение, а каким оно будет, уж можно не сомневаться.

— Великий Боже…

— Вы слыхали когда-нибудь о секретной темнице?

— Как быть? Нет, это невозможно…

— А о шести этажах под землей? А об отведенных под камеры выгребных ямах?

— Чище слезы Христовой, сама кротость, доверчива… так вздрогнула…

— Но!.. — Толедан воздел перст, призывая небеса к вниманию. Желтый смарагд то и дело вспыхивал, словно передавал сообщение в указываемом направлении. — Письмо написано Государю, великий толедан просит позволения удочерить Констанцию. Понимаешь, по заслугам толедана его просьба будет уважена…

— Белее алебастра. Голос такой, что за душу берет…

— Да-с, уважена. Да только ежели кто и выдержит испытание каленым железом, пронесет его положенных пять шагов, или выпьет кипятку — этим он не докажет ничего. Здесь порочный круг. Когда ведьма сознаётся под пыткою, то малефиций считается безусловно доказанным. Когда нет, это убеждает инквизиторов только в том, что враг рода человеческого дает ей упорство ни в чем не сознаваться. Сколько говорил я и писал, что пытки хороши как наказание — раз, и два — развязывать языки тем, чьи преступления находятся сугубо в компетенции светской власти. Повторяю, сугубо. Ну-ка, скажи, голубчик, куда заначил девяносто тысяч шкудос? Не хочешь? Вот видишь этот обруч? В результате пытки должна возникнуть наличность — это закон. А изобличать злодейства, творимые в духовной сфере, пыткою негоже. Пусть святые отцы научатся воздействовать на грешника не каленой кочергой, а пламенным глаголом. Каленая кочерга — это уж по нашей части, и с ее помощью мы добиваемся от таких, как Мониподьо, признания в чем-нибудь более осязаемом, чем полеты над гнездом кукушки… Да Господи, о чем я тут толкую… Король, король — вот моя надежда. Усыновление дочери, а там…