Читать «Суббота навсегда» онлайн - страница 154

Когда же бабушка бросилась меня целовать, шепча: «Бедное, бедное мое дитя» — что можно было, однако, принять и за поощрение — он воскликнул:

— Тереза, опомнись! Ты забыла, в какой стране мы живем?

Тут я догадалась, что это неприлично и стыдно — быть теми, кем мы являемся, потому хранят это в глубокой тайне.

Ее светлость в одной рубашке, использовав как подстилку шаль, приняла, может быть, и сакральную для европейской дамы позу, но как-никак все же связанную со служением иному божеству. Дабы святилищем последнего не обратиться ненароком к кибле — не приведи Аллах! — она условно за нее приняла окно, куда солнце лупило до наступления сиесты; окно выходило во внутренний двор и потому не имело, в отличие от окон по фасаду, ромбовидной чугунной решетки, которой те были забраны по образцу римских палаццо. Не зная ни одной из молитвенных формул, кроме той, что некогда до смерти перепугала старого Рамиреса, дона Мария ею и ограничила свои уста. Зато произнесение ее она внешне сопровождала вполне правдоподобной имитацией раката: то падала «на лицо свое», закрывая ладонями уши, то взглядывала через плечо — для наблюдавшего со стороны иллюзия «неверной собаки» была бы полная.

Этим сторонним наблюдателем стала хуанитка — ее опрокинутое лицо, широко раскрытые глаза, лес волос увидала вдруг дона Мария прямо перед собой. Отрезанная голова чернела в окне! Чудом не умерев со страху, но все же сдавив вырвавшийся было из горла крик, дона Мария в следующий миг увидела, что за головой свешивается и рука… тут она узнает свою ночную гостью. Ее светлость торопится распахнуть оконные створки перед хуаниткой, которая с ловкостью рыночной акробатки делает сальто-мортале и спрыгивает на пол. Решетка на окнах, вопреки своему назначению, лишь облегчила ей задачу. Как по веревочной лестнице, по ней ничего не стоило взобраться на крышу, а затем нырнуть в покои ее светлости, куда именно — Эдмондо объяснил.

— Дь-дь-дел-а-а-ай ка-ка-как я, — сказала дона Мария, снова становясь в позу Микелины.

— Э, да вы не умеете. И Мекка у нас вон там.

Хуанитка, оказывается, по части вероотступничества имела куда больший опыт (впрочем, что еще считать вероотступничеством для этих двух дочерей магриба).

— Женщины у правоверных так должны молиться, — сказала хуанитка, — хотя помогает это им, уж поверьте, как мертвому припарки. Лучше Цыганской Матки я ничего не знаю. Очень действенная. Но здесь ее не вызовешь. Лысая поляна нужна.

— Ч-ч-то с Э-э-эдмондо?

— Плохо, ваша милость, плохо ему, звездоликому. Страхом томим. Но я всегда буду с ним, моим сердечком — под венец с ним пойду краснопламенный…

— З-з-з-з-замолчи, и-и-и-идиотк-к-ка!

— Я гадала, ваша милость, на миленького. И по земле, и по свиной печенке, и — сказать не решаюсь, на чем еще. Все одно: сгореть ему на костре, а мне с ним.

— И-и-из-за-за-за какого-то висельника?! И-и-из-за-за-за какого-то-то-то га-га-га… — скорбящая матерь сдавила кулаками груди, — …лерника?! — О-о-о, я з-з-знаю, его ви-вина в том, что о-о-он — мой сын!