Читать «Золотой выкуп» онлайн - страница 57

«Пусть станет известно защитнику униженных, неимущих, сирот и бедствующих вдов богатырю Намазбеку, что пишет сии недостойные строки настоятель джаркишлакской мечети мулла Садаф. Всевышний создатель надоумил раба своего поставить вас в известность о горе, постигшем жителей Джаркишлака. Ангелы дали его руке твердость, а глазам — свет во исполнение божьего промысла.

Да будет вам известно, что управитель волости Мирза Хамид совершил разбойный набег на кишлак и выкрал единственную в своей несравненной красоте сестру вашей жены.

В пору полуденного намаза, когда все благочестивые мусульмане селения находились в мечети, у ворот дома Джавланкула — ниспошли ему аллах терпения и мужества — спешились пятеро всадников и вошли во двор. Один из них, объявив себя волостным управителем Мирзой Хамидом, спросил, где отец. Получив у детей ответ, что он ушел в мечеть, пришелец со своими спутниками ворвался в дом и, связавши руки и ноги больной вашей теще — ниспошли ей аллах быстрейшего исцеления, — а также младшим девочкам, увез Одинабиби, завернув в чекмень.

Обесчещенный Джавланкул, едва выйдя из мечети и прознав о страшном злодеянии, в сопровождении нескольких правоверных отправился в канцелярию управителя, где последний клялся-божился, что преступление сие совершено не его руками.

Исполняется уже неделя, как о судьбе невинной девушки нет никаких сведений. Все мы в молитвах о том, чтобы негодяи, укравшие чужую дочь, горели в адском пламени, аминь. Молимся, чтоб в доме обесчещенного Джавланкула наступили наконец добрые, счастливые времена, аминь. Молимся, чтобы защитник несчастных и обездоленных Намазбай был вечно живой и здоровый, аблоху акбар, аминь.

Приложивший палец — мулла Садаф».

Прочитав письмо, Намаз опять сложил его треугольником, опустил в карман и не спеша поднялся.

— Ты когда был в кишлаке? — спросил Кенджу Кара, все еще стоявшего, сложив перед собой руки и согнувшись в полупоклоне.

— Вчера вечером.

— О вести, которую ты принес, пока никто не должен знать, понял?

— Понял.

— А теперь иди отдыхай.

Насиба забеспокоилась, словно сердце учуяло недоброе. Может, с мамой плохо, ведь она в последнее время болела. Почему молчит Намаз-ака, о чем он сейчас думает? Спросить? Нет, в такой миг его лучше не трогать, отругает…

Но все ж не вытерпела, спросила мягко:

— Все ли в порядке?

Намаз заставил себя улыбнуться.

— Ничего особенного, дорогая.

— Я о маме беспокоюсь…

— Бог даст… все будет хорошо.

«Почему они сразу не сообщили? — думал Намаз. — И почему в это дело встрял мулла Садаф, когда письмо могла написать сама Бибикыз-хала? Может, горе подкосило ее последние силы? Как мог Мирза Хамид пойти на такую низость, хотя, возможно, его мог подговорить Байбува… Постой, но ведь известно, что Хамдамбай не одобряет сластолюбцев… Может быть, подстроили все, чтобы заманить меня в ловушку. Точно, так оно и есть. Решили, что услышу весть и сразу рванусь в Джаркишлак, а там и засада давным-давно готова. Нет, просчитались, миленькие… Бедная Одинабиби, несчастная девочка… Неужто из-за меня, Намаза, зятя вашего, они погубят тебя во цвете лет? Нет, я не могу допустить этого! Проклятые, ведь из-за вас я покинул Дахбед, четыре месяца уже никого из вас не беспокоил. Думал, ладно, погрызлись — хватит, вы успокоитесь, и я вас больше не трону, а сам шастал по степям как бешеный волк, как бездомная собака. В чем виновата безвинная девушка, хворые тесть и теща мои? Как они теперь будут жить среди людей, смотреть им в глаза?!»