Читать «Вьется нить» онлайн - страница 19

Рива Рувимовна Рубина

«Заболела» — и, как бы в ответ, тяжкий стон:

— Это еще не все… Лееле, за что это нам?

— Не все? Тетушка, родная, что же еще?

Тетя Малка пытается что-то достать из кармана, но никак не попадет туда рукой. Я сама достаю из кармана бумажку, пробегаю по ней глазами: «Ваш сын, Горелик Абрам Давидович… 6 июня 1943…» Авремл старший сын тети Малки…

А у тети Малки лицо искажено судорогой.

— И за что, за что это нам?

Во всей квартире у нас сегодня шепот. Даже детей не слышно. А я вот кричу в испуге, но и кричу я, как оказывается, тоже шепотом:

— Тетя, я побегу за доктором!

Пара широко раскрытых детских глаз, налитых горем, смотрят на нас из глубины коридора. Леня бросается к тете Малке и обеими руками обхватывает ее за шею.

Лицо у тети Малки перестает дрожать. Она берет мальчика за руку и идет с ним в комнату. Я иду следом. Резко распахнув дверь, тетя Малка, не ступив в комнату, некоторое время молча смотрит на Хаву и вдруг набрасывается на нее с криком:

— Что ты сидишь, словно каменная? — с неожиданной энергией она подскакивает к дочери и со злостью трясет ее за плечо: — Муж тебе Залмен или не муж? Гордячка ты этакая… Плачь, говорят тебе, плачь…

Хаву будто переломило надвое. Упав головой на грудь матери, она зашлась в надрывном плаче. Тишина в комнате взорвалась. Плакали все — и свои, и чужие.

Заливаясь слезами, я вдруг боковым зрением увидела на подоконнике сложенную треугольником бумажку. Да ведь это письмо с фронта, беспризорное, всеми забытое, а может, никем и не замеченное письмо. Я тайком, словно вор, скользнула к окну, покосилась на треугольник и смахнула его с подоконника прямо в карман. От Иосифа.

3

Утром следующего дня Тамара Яковлевна деликатненько бранила мужа:

— Ну скажи на милость, куда ты годишься? Пустое место…

Тамара Яковлевна женщина нежного склада. Фигурка у нее миниатюрная, походка легка и изящна. Тамара Яковлевна из тех женщин, к которым в очередях обращаются не иначе как «девушка». В очередях человека ведь по большей части видят со спины. А вот лицо, кто его знает, то ли молодое оно, то ли старое. Скулы туго обтянуты розовой гладкой кожей, пожалуй, даже слишком розовой и слишком гладкой, а со лба к носу пролегают две продольные глубокие борозды. Нос, продолжая линию этих борозд, словно задвижка опускается на припечатанный красным маленький ротик.

Тамара Яковлевна не могла вчера не слышать рыданий в нашей комнате, которую отделяет от ее комнаты тонкая перегородка. Проходя по коридору, она не могла не видеть, как корчилась в судорогах тетя Малка. Но все это к Тамаре Яковлевне не имеет никакого отношения, в чужие дела она не вмешивается.

Тамара Яковлевна мать. Как и мы, она ждет писем со штемпелем полевой почты. Но когда к ней однажды по ошибке попало письмо от старшего сына тети Малки, она не поленилась отнести его обратно на почту, приложив жалобу на инвалида-письмоносца.

Тамара Яковлевна поселилась в доме раньше нас, с сыном, которого вскоре мобилизовали в армию. Муж приехал после. Мы заняли в доме последнюю свободную комнату и тем самым особенно чувствительно стеснили Тамару Яковлевну. Поэтому она с завидным постоянством обрушивает на нас свой гнев. Других соседей она просто не замечает, не удостаивает даже кивком головы. А на нас летят жалобы в домоуправление — мы злостно нарушаем ее покой. Хлопаем дверьми, нарочно, чтобы ее разбудить, громко стучим каблуками, отправляясь по утрам на работу.