Читать «Вопросы борьбы в русской истории. Логика намерений и логика обстоятельств» онлайн - страница 108

Андрей Ильич Фурсов

– Причины – как всегда – системные и субъектные (не путать с субъективными). Системные – резкое ухудшение экономической ситуации из-за голода, длившегося три года подряд (следствие неблагоприятных природно-климатических явлений), наличие «социального динамита» (боевые холопы – обедневшие дворяне, умевшие только воевать – 10 % населения в конце XVI века; кстати, Болотников был боевым холопом), региональные противоречия Север/Центр – Юг (они «выстрелят» и в гражданскую войну в ходе Смуты начала XX века). Субъектные причины – наличие субъекта, относительно организованного, имеющего контроль над властью, деньгами и информацией и заинтересованного в изменении ситуации. В Смуте начала XVII века таких субъектов было два – часть боярства, стремившаяся сменить единодержавное грозненское самодержавие на олигархическое, и часть властных элит Запада, стремившаяся к ослаблению и подчинению России.

Смуты всегда начинает «боярство», будь то XVII или XX век. Мы видим это и в 1915–1917, и в 1986–1991 годах. Стартовав, смута опускается все ниже, постепенно охватывая общество в целом.

– Значит, главный виновник – «боярство»?

– Если пользоваться термином «виновник», то да. Смута началась как ответ боярства Ивану Грозному, но став «началом» «бунташного века» подвела черту под «боярской Русью». В 1917 году Февральский переворот должен был привести к власти определенную часть буржуазии и аристократии, но положил начало событиям, «помножившим» на ноль оба эти слоя. О перестройке и говорить нечего. В известном смысле смуты – это игра по принципу «боярство начинает и проигрывает» (в долгосрочной перспективе). В 1649 г. грозненское самодержавие было восстановлено, но Смута затормозила процесс его развития, встроила в него негатив, породила «бунташный век», выходить из которого пришлось Петровыми реформами, во многом напоминающими «смутореволюцию сверху».

Что касается уроков смут, то они просты: «не буди лиха, пока оно тихо»; «замахнулся – бей»; «Запад не поможет – навредит»; власть должна быть сильной и не допускать возникновения предсмутной ситуации; предателей не прощать и ставить к стенке – сразу же, не ожидая повторного предательства.

– Андрей Ильич, для нас, как ресурса, базирующегося в Казани, и наших читателей, празднование 4 ноября включает в себя, возможно, больше смыслов, чем в среднем по стране…

– Поясните, пожалуйста, свою мысль.

– Я имею в виду духовно-идеологическую миссию Казани и выходцев из нашего региона. В частности, героическое мученичество патриарха Ермогена, неразрывно связанного с Казанской иконой Божией Матери, роль митрополита Казанского и Свияжского Ефрема, помазавшего царем первого Романова… Как, с точки зрения историка, регион проявил себя во время преодоления смуты XVII века?

– Северо-восток Руси сыграл большую роль в восстановлении российской государственности. Причин тому несколько. В середине XVI века во время реформ так называемой Избранной Рады русские земли получили самоуправление. Воспользоваться им, однако, смогли наиболее зажиточные, главным образом торговые регионы, где были средства для содержания управленческих структур. Одним из таких регионов был Северо-восток. Затем, в период опричнины, в нее, помимо прочего, отошло среднее течение Волги – и это в еще большей степени обогатило местное купечество и дворянство, привыкшее к тому же к относительной самостоятельности. Полвека таких социальных обстоятельств и выработали определенный инициативный человеческий тип, который двинулся на Москву против поляков как по национально-религиозным, так и по политико-экономическим мотивам.