Читать «Самые громкие выстрелы в истории и знаменитые террористы» онлайн - страница 10

Почему же сразу не арестовали человека, о котором говорил Багров? Был печальный опыт. Арест одного из членов боевой группы не помог предотвратить убийство ни императора Александра II, ни министра внутренних дел Плеве. Охранное отделение требовало: не хватать немедленно выявленного боевика, а следить за ним, чтобы установить всю группу. Но зачем подполковник Кулябко сам привел Багрова в театр, где находились Николай II, царская семья, Столыпин, вообще вся верхушка империи? Служебная инструкция запрещала допускать секретных сотрудников туда, где будет император.

«Дилетанты в области политического сыска, во всей истории с Багровым они совершили такое количество ошибок, что их с полным основанием можно предать суду, – возмущался начальник петербургского охранного отделения Александр Васильевич Герасимов. – Дать билет в театр и оставить там без строгого наблюдения можно, было только не зная элементарных правил работы с секретными сотрудниками».

Но жандармские офицеры думали о том, какие награды посыпятся на них после того, как они доложат о предотвращении цареубийства. Логика подполковника Кулябко простая: пусть Багров будет под рукой – узнает террористов, подаст сигнал жандармам…

Но ведь Кулябко и генерал Курлов понимали, что Столыпину грозит реальная опасность. Почему не приняли дополнительные меры предосторожности?

И вот вопрос, который не дает покоя уже целое столетие: почему Багров стрелял в Столыпина? Александр Исаевич Солженицын был твердо уверен, что Багров мстил премьеру за еврейский погром 1905 года, этой версии посвящено немало страниц его исторической эпопеи «Красное колесо». Но слова Солженицына не находят подтверждения. Дед Багрова, известный в ту пору писатель, принял православие. Стал православным и брат Дмитрия, Владимир. Убийца Столыпина не проявлял особого интереса к еврейской тематике. Так что же им руководило?

В конце 1906 года молодой человек вошел в одну из анархистских групп. Зачем он это сделал? Надо понимать особую атмосферу тех лет. Это время первой русской революции.

«В каждой русской семье, – вспоминал философ Федор Августович Степун, – обязательно имелся собственный домашний революционер. В консервативно-дворянских семьях эти революционеры бывали обыкновенно либералами, в интеллигентски-либеральных – социалистами. Большой процент составляли снесенные радикальными ветрами влево талантливые неудачники, амбициозные бездельники, самообольщенные говоруны и мечтательные женолюбы. Левая фраза очень действовала на женщин».

«Террор созревал в долгие годы бесправия, – писал известный публицист Владимир Галактионович Короленко. – Наиболее чуткие части русского общества слишком долго дышали воздухом подполья и тюрем, питаясь оторванными от жизни мечтами и ненавистью».

Мечтательными говорунами были не все. Кое-кто, из числа радикально настроенных, брался за оружие. То в одной, то в другой губернии звучали выстрелы.

Жена начальника одного из жандармских управлений вспоминала те годы: