Читать «Ястребки» онлайн - страница 18

«…И какие бы страсти и предприятия могли волновать их? Всякий знал там самого себя», — прочитала Кира и отбросила книгу в сторону. Включила репродуктор. Артистка пела арию Виолетты из «Травиаты», от которой у Киры всегда навёртывались на глаза слёзы. Бабушка сидела над раскрытой книгой, смотрела в одну точку и о чём-то думала.

— Бабушка, как ты считаешь, патриотично сейчас читать про сны Обломова, патриотично плакать над судьбой Виолетты, когда на фронте гибнут тысячи людей? Кому нужны концерты, старые книги, география?

Бабушка закрыла книгу. Посмотрела на внучку.

— Людям это нужно, чтобы не очерствело сердце, чтобы не забывали о человеческом достоинстве. Мы отстаиваем в этой войне мировую культуру, а не только жизнь человека.

— «Мы, мы»!-воскликнула Кира насмешливо. — Это мы-то с тобой отстаиваем? Мы? Прячемся каждую ночь, как мыши, в бомбоубежище. Я должна идти на фронт, понимаешь, на фронт. Я радистка, первый стрелок в школе…

Я дала матери слово беречь тебя! — строго оборвала бабушка Киру.

— Вспомни себя, когда ты была молодая, ты рассуждала иначе, а меня понять не хочешь, — терзала Кира бабушкино сердце, — Старая ты, мы по-разному с тобой думаем.

Бабушка горько усмехнулась.

Для Киры её бабушка, которой стукнуло пятьдесят пять лет, была глубокой старухой. Когда человеку пятнадцать, все старше двадцати пяти кажутся ему стариками.

— Давай хоть раз поговорим серьёзно, без ссор, ведь мы всегда так дружили с тобой, — начала было Кира, но её прервал вой сирен, и размеренный голос диктора оборвал нежную песню Виолетты.

«Граждане, воздушная тревога! Граждане, воздушная тревога!»

Бабушка заторопила внучку:

— Прилетел! Живо собирайся!

По неосвещённой лестнице большого дома двинулось два потока людей: старики и женщины с детьми, цепляясь за невидимые перила, спешили вниз в бомбоубежище, другие — посильнее — бежали на чердак, на крышу гасить зажигалки.

Кромешная темень окутывала город, и только в небе шарили прямые лучи прожекторов и трассирующие пули яркими стежками прошивали тёмное небо. За Москвой беззвучно полыхали огненные языки противовоздушных батарей.

В бомбоубежище женщины укладывали детей на деревянные нары, прикрывали их собою, словно птица крылом. Старики устраивались на табуретках вдоль стен.

Кира заняла своё место у дверей. Измученные за день работой и многими бессонными ночами, люди засыпали сразу тяжёлым, тревожным сном. Ни одной улыбки на лице, даже дети спят, насупив брови, закусив губы. В углу на табурете тихо плачет женщина, обхватив лицо ладонями, покачиваясь из стороны в сторону. Это Мария Дмитриевна, соседка. На днях она получила траурное извещение — погиб на фронте её сын. Бабушка сидит и утешает Марию Дмитриевну.

Кире вспомнился сон Обломова. Каждый в том мире знал только самого себя. Нет, не может Кира знать только себя, не может прятаться в бомбоубежище вместе с младенцами и стариками. На фронт… на фронт…

Девушка представила себе поле боя. Она ползёт с зажигательной бутылкой в руках по густой траве, невидимая как змейка. Движется вражеский танк, вот он уже совсем близко. Кира кидает бутылку под гусеницу. Стальная машина, задыхаясь, встаёт на дыбы, рушится, горит. Кира ползёт дальше. Перед ней второй танк. Взмах… Бросок…