Читать «Поэма о фарфоровой чашке» онлайн - страница 5

Так через анекдотичный случай вскрываются цинизм, низость, полная опустошенность господ офицеров. Их страсти разгораются не вокруг важных и особенно остро вставших перед ними вопросов — как дальше жить, во имя чего сражаться, куда и за кем идти? — их волнуют сейчас только зеленые ящики с золотом да еще очередной кутеж с проститутками, которых они до поры до времени везут с собой.

«Родина», «святое дело борьбы» — это только в приказе для солдат, для предупреждения дезертирства, для себя — безоглядное бегство за границу с награбленным добром. Вера в бога только на показ, истово и набожно крестятся, а на деле — ханжи и лицемеры: совершают кощунственный молебен над… золотом в гробу. Никакого уважения к памяти «героя», человечности и чуткости к его родным, только гнусная издевка, подлый обман. Даже похоронить товарища не захотели как следует — выбросили зверью на съедение.

Обличая своих героев, Ис. Гольдберг объективен, по видимости бесстрастен. Подчас это тон добросовестного протокола грозных событий, разворачивающихся со стремительностью туго сжатой пружины. Он сосредоточивает внимание на поступках и действиях героев, скуп на психологический анализ, на описание обстановки, но сквозь бесстрастие, протокольность, спокойствие от картины к картине, от фразы к фразе, от слова к слову каждый раз все более и более настойчиво пробивается подспудно бурлящее, огромное, ничем не сдерживаемое чувство гнева, презрения, ненависти.

«Под Иркутском (где в звенящем морозном январе багрово плескались красные полотнища) пришлось свернуть в сторону: идти снежным рыхлым проселком, от деревни к деревне, наполняя шумом похода, криками, беспорядком», — так спокойно начинается рассказ «Гроб подполковника Недочетова». Здесь все — обыденная констатация факта, а остальное — чувство радости, например, оттого, что в Иркутске «плескались красные полотнища», — существует в подтексте и не потому, что автор не может сказать об этом громко и радостно, а потому, что не об этом сейчас речь: разговор идет о тех, кто бежит, об их поведении и состоянии. Потому и заканчивается эта первая главка только внешне безэмоциональной сценой:

«Когда уходили версты две от деревни, из распадков осторожно выходили волки. Они выходили на следы, обнюхивали их; они приостанавливались, слушали, дотом снова шли. Изредка они начинали выть — протяжно, глухо, упорно. И на этот вой из новых распадков выходили другие волки, присоединялись к ним, шли с ними, «останавливались, выли…»