Читать «Старт Cтраны Советов. Революция. Октябрь 1917 – март 1918» онлайн - страница 202

Но Ленин этого не знал. Для него осада Петрограда была синонимом гибели революции. Как только стало известно, что немцы намерены наступать, он стал настаивать на принятии их условий мира. Троцкий считал, что нужно дождаться самого наступления, чтобы было ясно, что большевики уступают непреодолимой силе.

Для левых коммунистов это означало всего лишь кутузовское отступление до Москвы. Задним числом можно констатировать, что с военной точки зрения левые оказались ближе к истине, – немцы не смогли бы вести длительное наступление против России. Мобилизация в Красную гвардию дала скромные результаты в несколько десятков тысяч бойцов, которые были разбросаны по необъятному фронту и тылу. Но вместе с дружинами левых эсеров эти силы позволяли удерживать Петроград и тем более Москву. Как показал опыт австро-германской оккупации Украины, Красная гвардия не могла оказывать сопротивления немцам на фронте. Но для оккупации обширных территорий требовались значительные военные силы, которых еле хватало для хлебной Украины. Выделять такие же силы для оккупации более обширных территорий до Москвы включительно не было ни смысла (с России труднее было взять продовольствие), ни возможности (ведь войска требовались для Западного фронта).

Глядя на ситуацию из Петрограда, а не из Москвы, Ленин считал, что революция (читай: власть Совнаркома в Петрограде) находится в смертельной опасности и может быть подавлена немецкими штыками. Но в случае эвакуации правительства в Москву ситуация кардинально менялась. Однако были и внутриполитические факторы, определившие позицию Ленина. Немецкая угроза сдерживала внутренний конфликт в России (во всяком случае между социалистами) после разгона Учредительного собрания. Это подтвердили и первые отзывы о демарше Троцкого во ВЦИКе. Представитель эсеров Н. Пумпянский одобрил решение не подписывать мир, но осудил дезорганизацию фронта. В ответ левый эсер Штейнберг призвал в создавшихся условиях «прекратить гражданскую войну внутри демократии» (гражданская война здесь пока была фигурой речи, синонимом политического раскола). Такие тенденции были опаснее для Ленина, чем само немецкое нашествие, так как грозили новой сдвижкой власти в направлении однородного социалистического (а то и демократического) правительства. 18 февраля Совнарком отверг предложение левых эсеров о заключении оборонного соглашения с умеренными социалистами.

По мнению левых коммунистов, Ленин своей оппортунистической политикой формирует новую социальную базу режима, и это опаснее, чем политическая коалиция с «оппортунистами»: «Социальной основой такой политики был процесс перерождения нашей партии из чисто пролетарской в “общенародную”, что не могло не происходить при ее гигантском росте. Солдатская масса, желавшая мира во что бы то ни стало, при всех и всяких условиях, не считаясь даже с социалистическим характером государственной власти пролетариата, наложила свой отпечаток, и партия вместо того, чтобы поднимать до себя крестьянские массы, спустилась сама до их уровня, из авангарда революции превратилась в “середняка”».